Я дополнил сказанное несколькими словами о роли 1-й кавалерийской дивизии, которая, осуществляя опережающее преследование, расположилась на левом фланге. У нее не было под рукой четырех радиостанций, находившихся в полковом обозе второго разряда. Командир, тогда еще обер-лейтенант, Шрадер ждал их прибытия. Обоз был захвачен частями гвардейского кавалерийского корпуса хана Нахичеванского Хусейна. Командующий 8-й армией фон Притвиц в течение двух суток, не имея радиосвязи и в отсутствие телефонного сообщения – русские перерезали провода, – ничего не знал о своей кавалерии, которая тем временем успешно атаковала противника с тыла. Вероятно, под впечатлением имевших место тяжелых потерь вечером 20 августа он передал Ставке Верховного главнокомандования по кое-как проложенной линии связи предложение отвести свою 8-ю армию за Вислу. На следующий день считавшаяся пропавшей кавалерийская дивизия возвратилась с пятьюстами пленными. Штаб дивизии никогда больше не передавал свою радиостанцию в обоз. Как-то мы, три старых бойца, сидели вечером: преподаватель тактики Линдеманн, учитель военной истории генерал Метц и я. Мы обсуждали вопрос, как равнодушным молодым офицерам, которые еще не слышали свист пуль, внушить почтение к окружавшим их военным кладбищам и сделать близким и понятным героизм павших, а также много других факторов, физических и психических, которым, помимо тактики, подвержен фронтовик. Я рассказал о примерах, достойных подражания, которые я вычитал из книги Рейхенау о полях битв: гренадерское знамя за одержанную победу, оборона осажденной со всех сторон крепости Лётцен, первое сражение при Танненберге (Грюнвальде) в 1410 г., поражение рыцарей Тевтонского ордена в противостоянии с Польшей.

Меня обрадовал в последний вечер в Мариенвердере молодой офицер, который сказал, что им следует во многом пересмотреть свои взгляды. Мы посетили в этот день замок Нойдек, куда нас привел сын умершего год назад фельдмаршала фон Гинденбурга. Он первым указал нам на любимую картину своего отца, висевшую в небольшой гостиной. На ней был изображен пехотный лейтенант, который вместе со взводом с гранатой в руке устремляется в атаку. «Вы гаранты победы, а не умники-теоретики», – были слова старого солдата.

После пары недель отдыха на побережье Балтийского моря под Кольбергом[69] меня командировали на танковые учения в Мюнстере. Генерал Лутц и полковник Гудериан должны были продемонстрировать свою тактику на примере пяти учебных маневров для многочисленных представителей других родов войск, немецких военных атташе и военнослужащих, сформированных к осени 1935 г. трех танковых дивизий. Части новых военно-воздушных сил усилили глубокое впечатление от стремительного движения и парализующей мощи накатывавшихся одна за другой танковых волн. Мы все ясно поняли, что началось новое время борьбы и новых командиров. Штаб дивизии и существовавшая прежде 3-я кавалерийская, а в будущем 1-я танковая дивизия под командованием барона генерала фон Вейхса еще только проходили обкатку. На удивление маневренных радистов этой дивизии возглавил капитан Хан. Главнокомандующий сухопутными войсками барон генерал фон Фрич отдал распоряжение, что было странно при тех мерах секретности в отношении собственного персонала, о неожиданной приостановке формирования моторизированной колонны. Маневры завершились в несколько минут сюрпризом. Первый большой успех маневренного управления войсками при помощи танковой радиостанции, обладавшей новыми возможностями, выглядел убедительно.

Вюрцбург, 1935-1938 гг.

С 1 октября 1935 г. я был назначен командиром 38-го подразделения связи бронетанковых войск 2-й танковой дивизии. После 17 лет зачастую самой примитивной деятельности я в 41 год снова был командиром дивизионных связистов, заняв то же самое положение, что и в 1918 г. на фронте в 22 года. 2-я танковая дивизия была в стадии формирования. В Вюрцбурге располагался штаб дивизии и мое подразделение. Танковая и пехотная бригады находились в Майнингене. Остальные гарнизоны были в Бад-Киссингене, Швайн-фурте, Бамберге и Корнвестхайме под Штутгартом. 1 октября прибыли солдаты, составившие костяк моего подразделения. Это были сверхсрочники и вахмистры бывшего мюнхенского батальона связи в полиции земли. Ими командовал бравый капитан Экмайер, с которым был также начальник финансовой части штаба Шнейдавинд. Командир дивизии полковник Гудериан прибыл из Берлина, чтобы осмотреть мое подразделение. Отвечая на его приветствие, я сказал, что рад служить в этом великолепном гарнизоне родного города моего отца и деда и что это для меня большая ответственность. Я обещал, что мы вместе с бойцами добьемся наилучших результатов в радиосвязи, стрельбе и вождении автомобиля. Затем в Хофгартене играл оркестр швайнфуртского танкового полка в черной танкистской форме. Вечером Гудериан, подарив ящик «Штейнвейна», обозначил цель моего труда: воспитать из солдат бойцов, а не тыловых техников и обеспечить бесперебойную связь между штабом дивизии и частями всех родов войск при каждом маневре и в каждом положении, тем самым поддерживая управление войсками. Гудериан вспомнил то время в 1914 г., когда он, командир легкой радиостанции на конной тяге в кавалерийской дивизии, принимал участие в битве на Марне. Во время продолжительных маршей связь снова и снова обрывалась, и кавалерийские корпуса и дивизии в отсутствие средств управления не могли решить поставленные перед ними задачи.

Он хотел показать, как с помощью быстрой радиосвязи можно усилить боеспособность, внезапность действий и скорость принятия решений. Как добиться этого, не знали тогда ни он, ни я. Сначала было необходимо выработать тактику боя и маневра, как и создать радиочасти в танковых войсках. Я обещал во всем следовать его смелым планам. Он высказал также пожелание, чтобы я привел в порядок мои заброшенные казармы. Для этого мне надо было срочно выехать в Штутгарт в Управление нашего территориального 5-го военного округа. Здание казарм в Фауленберге из красного кирпича за последние несколько лет использовалось для самых разных целей. Баварское государство не отпускало на его содержание никаких средств. Облупленные стены во всех комнатах, кишевших паразитами; лестницы с прогнившими ступеньками и провалами, при плохом освещении опасные для жизни, – так выглядели казармы. Начальник армейского строительного ведомства в Вюрцбурге заверял меня еще в августе 1935 г., что до въезда моего подразделения ремонт будет своевременно закончен. Теперь был октябрь, и ничего не было сделано; и было под вопросом, будет хотя бы наполовину закончен ремонт и наведена чистота в оставшиеся несколько недель до приезда сверхсрочников. Старший советник по вопросам строительства в Штутгарте едва не спустил меня с лестницы. В полиции, куда он меня по недоразумению направил, выставили невыполнимые требования; ее строительное управление ни в чем не разобралось и ничего не обещало. К высоким чинам пробиться было невозможно. Обескураженный, я отказался от дальнейших попыток. Гудериан в Берлине был более успешным, стремясь помочь нашему подразделению. Спустя неделю ответственные чиновники предупредили о своем приезде, ждали также старшего советника по вопросам строительства и