Шрифт:
Закладка:
В прошлом году право наблюдателю пройти первым, когда все еще находились на земле, объясняли как пожелание благополучного возвращения. У нас случалось и такое, когда какой-нибудь пилот, несмотря на предупреждение, играл с ручкой парашюта, последний раскрывался, и помощник пилота обеими руками лихорадочно запихивал парашютный шелк в хвостовую часть самолета, чтобы его не намотало на винты. Мы практиковали также сбрасывание вымпелов с донесениями, полученными при боевой тактической разведке. Некоторые сбрасывали в пикирующем полете жестяные банки, планшеты с картами и схемами. Спокойно прошел полет на «Юнкерсе-52». Мы легли на курс по компасу и определили угол сноса, испытали работу бомбосбрасывателя. Самым волнующим был полет на истребителе, и нас еще вдобавок укачало. Делать мертвую петлю запрещалось, разрешался только иммельман. Подъем шел круто вверх до мертвой точки, затем машина опрокидывалась влево или вправо и с возрастающей скоростью устремлялась вниз. Мы получили задание атаковать воздушную и наземную цель. В воздухе висел макет, который нужно было поразить снизу. Я находился в турели, оснащенной пулеметом, и, поборов свой страх, начал делать упражнения на прицеливание, когда, как мне показалось, нам грозит столкновение с другой машиной. Затем самолет спикировал вниз. Хорошо, что радиопеленгатор вышел из строя, иначе он показал бы, что я очень редко попадал в цель. Результаты проходивших одновременно занятий по теории полетов были весьма скромны. Преподаватель предмета «Связь и средства связи» капитан Заттлер, который некогда в Мюнхене сменил меня на посту командира роты радиосвязи, показывал фотоснимки самолетов Первой мировой войны, вместо того чтобы рассказать о радиосвязи в воздухе и навигации. Практические полетные задания ставил лейтенант фон Берхем, тоже из моей роты в Мюнхене, получивший направление в авиацию. Все только обустраивалось. Нам были важны сами полеты, которые часто отменяли из-за того, что некоторых наших товарищей укачивало. Клепке отважно летал ежедневно с пилотами – офицерами штаба, которые пилотировали спортивные машины. Нам было не по душе подобное сопровождение. Мы сомневались в их авиаторских способностях.
В Брауншвайге нас застало известие о смерти президента Германии генерала-фельдмаршала фон Гинденбурга. Для нас это был величайший командир, великий старик. Каждый его поступок отличало неподражаемое достоинство. Его краткие критические замечания, касавшиеся военных учений, попали в самую точку. Появившиеся тогда враждебные брошюры Людендорфа, который определенно был великим стратегом, были бестактны и нарушали военную дисциплину. Кто решит, в конце концов, что важнее: вынесенная командиром исчерпывающая и правдивая оценка сложившегося положения или принятие главнокомандующим решения и его исполнение, часто вопреки интересам подчиненного. Мы преклонялись перед Гинденбургом за его веру в Бога, за то, что он исполнил свой долг, оставшись верен конституционной присяге. Мы сожалели о происках закулисных деятелей, которые его окружали и намеревались использовать в своих целях, после того как его искренние призывы к единству не нашли никакого отклика. В Брауншвайге мы были одеты в гражданское, поскольку создание люфтваффе все еще ото всех скрывалось. Все произошло очень быстро, когда несколько часов спустя после получения известия мы были приведены к аморфной присяге «фюреру и рейхсканцлеру» начальником гарнизона. Почему мы не должны были подчиняться нашему военному министру, который пользовался доверием вермахта?
На мой отпуск пришелся послеродовой период моей жены, и я был не нужен дома. Три недели я провел в разъездах по Эстонии и Финляндии. Знакомство с нетребовательными, суровыми и свободолюбивыми людьми, жившими на природе, среди лесов и тысяч озер, расширило мой кругозор и познакомило с чужими обычаями.
В штормовую ночь на Балтике при переходе из Хельсинки в Штеттин[68], возвращаясь домой, я, еще не зная об этом, был произведен в майоры. На приказе стояла подпись Адольфа Гитлера. Из моих 40 лет 23 года я был на военной службе, и каждые 8 лет меня повышали в звании – до обер-лейтенанта и затем капитана. Осенью 1935 г. в Военной академии произошли значительные изменения в персональном составе. Начальником стал генерал от инфантерии Либманн, до этого он был командующим 5-м военным округом. Полковник Шмидт получил 13-й пехотный полк в Штутгарте. Вместе с ними сменились многие преподаватели тактики. Учителями военной истории стали уволенные в отставку старшие офицеры, такие как полковник Рудольф фон Ксиландер и генерал-лейтенант Метц. Генерала Адама, теперь начальника Генштаба, сменил генерал Бек. Либманн ясно заявил во время нашей встречи с ним, что результаты обучения в академии недостаточны. Штабных офицеров не следует учить принятию решений, необходимо, чтобы в будущей своей работе они могли правильно составлять приказы. При этом они не должны придумывать себе задачи и руководить штабными учениями, для этого есть учителя. 25 лет назад, когда он посещал старую Военную академию, о таких глупостях не было и речи. Он не мог понять, почему надо действовать по-другому, чем тогда. Преподаватели тактики жаловались на новую работу, но принимали во внимание новую, а точнее говоря, старую постановку задач. Либманн был доброжелателен и вел себя по-рыцарски. Но, возможно, разница в возрасте между преподавателями и учащимися была слишком велика, чтобы он мог восстановить с ними живой контакт, бывший у его предшественников. Он получил обычную служебную квартиру генерала-командира на вилле в Далеме. Мы были приглашены на новоселье. Собрание в прихожей продолжалось длительное время. Затем пришло известие о неприятном происшествии. В ярко освещенном помещении был поставлен роскошный буфет. Возвышались горки своего фамильного серебра и унаследованного от родственников. В эту часть дома забрался вор и украл серебряные тарелки и отдельные серебряные приборы.
Фокстерьер, который яростно облаивал каждого посетителя, на этот раз даже не шевельнулся, и никто из присутствующих не заметил вора. Пришлось удовольствоваться простой жестяной посудой из ближайшей пивной.
В то время некоторые штабные офицеры из войск связи были последними своего года призыва. Инспекция намеревалась обойтись без офицеров штаба, однако различные должности этих оперативных частей с очевидностью требовали штабной работы, которая предполагала взаимодействие отделов штаба. Я говорил об этом с инспектором генералом фон Клюге. Он был настолько любезен, что посещал мои лекции и был согласен со мной. На его ожидаемые предложения занять высокий пост я ответил отказом. Осенью лучший офицер подразделений связи полковник Фильгибель с «сохранением своих обязанностей» был