Шрифт:
Закладка:
Но все это происходило два часа назад. Сейчас же похороны приблизились к завершающему этапу. Жрица Аолис сказала важные слова — Слова Возрождения, положила в рот умершей желудь и зерна пшеницы, за этим удалилась. Хмурый жрец Авия только начал печальный обряд, разложил атрибуты на переносном столике с костяной столешницей. Его помощники запели жутковатую песнь погребения.
Салгор плакал, хотя не понимал слов той песни — уж слишком звучание ее было трагическим и одновременно возвышенным. Вместе с ним плакала госпожа Арэнт, при том, что она так же не знала эльфийский язык и даже не была знакома с Талонэль. Я же стоял чуть поодаль от них, не имя возможности никого утешить. Хотя Салгор — маг, он все равно не понял бы меня, если бы я заговорил о том, что смерть не имеет большого значения для души, и все происходящее в этом мире и всех иных — не более чем игра. Да именно так. Но так лишь с точки зрения Астерия, отстраненной, больше похожей на взгляд не человека, но холодной вечности. Так это потому, что сказанное мной выше — Абсолютная Истина. Она родилась раньше этого мира и будет неизменная всегда. Однако даже я, возрождаясь после смерти в другом теле, живу истинами относительными, мелкими, чувствительно трогающими струнки души. Даже я всегда переживаю смерть своих близких, зная при этом, что смерти по большому счету нет. В эти минуты, глядя на Талонэль, я подумал, что когда-то умрет и Ольвия, и даже Флэйрин. Если я к тому времени буду жив сам, мне также станет больно, как больно сейчас Салгору.
Солнце было близко к краю горизонта, его край касался деревьев и низеньких домиков, что были за городской стеной справа от кладбища. Закрыть гроб и опустить его в могилу полагалось лишь тогда, когда солнце исчезнет за горизонтом. Так обозначено в эльфийской традиции, которая всегда цепляется за всякие символы. Солнце здесь символизировало свет души уходящего существа, поэтому и тело, и гроб следовало скрыть от глаз лишь тогда, когда солнце отправиться освещать иной мир. Противоречивая, нелогичная традиция. Ведь солнце не имеет никакого отношения к душе, и самой души Талонэль давно нет в этом теле. По сути тело, лежащее в гробу, теперь имеет отношение к Талонэль не больше, чем ее одежда в ее шкафу. Но Салгор просил похоронить свою любимую женщину, именно так — чтя традиции западного Элатриля. Я так и сделал, не жалея денег и своих ног — пришлось с много побегать по Вестейму, чтобы организовать похороны в первый день месяца Небесных Цветов. Поэтому здесь были эльфийские жрецы — мы не поскупились заплатить за ритуал самым известным из них. Здесь же был Тенарион со своей женой и многими из клана Хартун Тран. Не знаю, откуда Тенарион узнал о похоронах — я эльфу это не сообщал.
Когда пение помощников жреца стихло, я подошел к нему, сложил руки знаком Хеленорн и сказал:
— Извиняюсь, достопочтимый Тенарион, я так и не зашел к вам с ответом. Слишком много серьезных событий случилось в эти дни.
— Знаю, знаю. Слышал о ваших неприятностях, и моя вина, что до сих пор не навестил вас, не предложил нашу помощь, — он и его жена, Келейрин, тоже сложили руки знаком Хеленорн.
— Тогда вы сам понимаете, что мне придется отказаться от вашего весьма интересного предложения. По крайней мере пока. В ближайший месяц мне точно будет не до экспедиции. Тем более в такой отдаленный и сложный район как пустыня за Западным Калнгаром, — продолжил я, глядя, как бледно-желтое тело Талонэль украшают цветами.
— Сегодня только первый день месяца — все еще может измениться много раз, — отозвался Тенарион, подходя ко мне ближе и понижая голос. — Скорее всего мы не успеем подготовить экспедицию в оговоренный срок. Я буду рад, мастер Ирринд, если вы как-нибудь позже загляните к нам. У меня есть к вам интересные предложения.
— Хорошо, господин Тенарион. Я обязательно к вам загляну. Если не для того, чтобы спросить об интересной работе, то хотя бы для того, чтобы пообщаться с вами, — заверил я, рассудив, что с этим эльфом мне стоит поддерживать отношения. Мы может быть очень полезны друг другу. Да, у меня сейчас нет недостатка в деньгах, и клада, найденного с Флэйрин, хватит нам на несколько лет вполне приличной жизни, даже если мы потратим часть этих денег на покупку небольшого дома. Но я слишком люблю приключения, чтобы долгое время довольствоваться спокойной жизнью в Вестейме.
Последняя искра солнца растаяла за горизонтом, на западе еще стояло золотисто-багровое зарево. Жрец Авия сказал что-то своим помощникам на эльфийском и те засуетились вокруг гроба. Вложили в руки Талонэль погребальные статуэтки. Затем двое крепких парней поднесли тяжелую крышку саркофага, сделанную из дерева и керамики.
Я не стал смотреть, как гроб опускают в могилу. Видел лишь, как Салгор, сжав кулаки подбежал к краю могилы. Он хотел, чтобы местом ее захоронения стал склеп, но склепы так быстро не строятся. Так что пока просто могила. Это место нами куплено и можно будет здесь построить склеп. Хотя, все это совсем неважно. Ведь нет здесь больше никакой Талонэль.
К дому госпожи Арэнт мы добрались, лишь когда ночь вступила в права. Тучи, наползающие с юга, закрыли обе луны и большую часть неба. Где-то далеко темноту разрывали вспышки молний; громовые раскаты пока были едва слышны, но гроза приближалась к Вестейму. Последнюю часть пути мы быстрым шагом при желтом свете светляка, который по моему заданию сделал Салгор.
Хотя в саду имения Арэнт слуги и нанятые работники навели порядок, все равно он представлял жалкое зрелище. Деревья и цветы вырастут здесь еще не скоро, и эта пустошь, седая от пепла, долгое время будут напоминать Ольвии, о случившемся в ночь, забравшую много человеческих жизней.
— Быть грозе, ваше сиятельство, — заметил один из новых охранников имения, приветствуя графиню легким поклоном.
— Очень похоже, Кселан. Как пойдет ливень, заводите своих людей в дом,