— Оттуда. — только и мог произнести я стремительно мрачнея и слегка сдвинувшись в сторону.

Павел, увидев мой моментально изменившийся взгляд и движение, тут же опустил руки и произнес.

— Ты, что не рад встрече? Я, все тот же Павел Рычагов, ты что не узнал меня?

— Конечно узнал, и именно это и беспокоит больше всего.

— Что значит беспокоит? Что произошло?

— Не ты, а скорее вон тот коротышка в фуражке с малиновым околышем, который пристально поглядывает в нашу сторону, и развесил свои уши, слушая наш разговор. Это ты у нас уже генерал, и комкор, а я всего лишь беглый зэка. И эта встреча для меня может означать только то, что уже завтра, если не прямо сейчас, меня вновь в лучшем случае отправят, на нары, а в худшем…

— Стоп, не говори ничего. — Тут же оборвал меня Павел, и добавил. — И никуда не уходи, я все решу, и найду тебя.

С этими словами он выхватил у меня последнюю бутылку с рисовой водкой и сунув мне ворох смятых денежных купюр, развернулся и отправился к своим собутыльникам. Проводив его взглядом, заметил как тот коротышка из НКВД, судя по цвету его форменной фуражки и малиновым петлицам на уголках воротника шинели, внимательно взглянул в мою сторону, как бы срисовывая мой портрет и повернувшись поспешил за остальными.

Я же, присев на облучок своих саней, несколько дрожащей рукой, достал из кармана пачку сигарет и закурил. В голову приходило только одно. Нужно срочно бежать, и чем скорее, тем лучше. Уже завтра, меня могут арестовать, и как минимум отправить обратно в союз, а скорее всего просто пришлепнут на месте, не заморачиваясь о законности подобных методов, и на этом все и закончится. Уж очень пристально вглядывался в мое лицо этот мент и было заметно как он пытается понять, о чем мы говорим. А наморщенный лоб скорее говорил о том, что он уже, где то видел мою физиономию, а сейчас пытается вспомнить, где. Тем более, вначале генерал говорил на ломаном монгольском, а после вдруг перешел на русский язык, да и я отвечал ему на том же языке.

И единственное, что меня удерживало на месте, так это то, что бежать было некуда, да и не на чем. Мои кони находились в общем табуне, и выловить их оттуда до рассвета, не было никакой возможности. Да и как объяснить в улусе, что мне срочно понадобилось куда-то ехать. Зимой? На ночь глядя? Никто просто не поверит ни в какую срочность. Объяснять, что я беглый зэка и меня могут арестовать? Да те же монголы первыми меня и схватят и выдадут русским. Числился бы я среди родни, другое дело. Тут бы и прикрыли и сделали бы все от них зависящее. А пока я чужой, рисковать за меня положением рода, никто не станет. Все прекрасно знают, сделай они хотя бы шаг вперед для моей защиты, и о том, что такой род существовал можно будет забыть. Сейчас руководство республики в любом случае встанет на сторону советов, все же как ни крути, а Монголия очень многое получает от СССР. Одна только построенная железная дорога чего стоит, не говоря уже о поставках продуктов питания и инструментов. Да и только благодаря русским, выяснилось, что в Монголии имеются залежи руд, угля и многого другого, так что уничтожение одного-двух родов, ради того, чтобы угодить советам? Даже вопросов не возникнет! А идти пешком, на встречу с волками? Проще пойти и застрелиться, или сдаться этому менту.

* * *

Чуть позже в кабинете командира полка, произошел занимательный разговор.

— Вы, узнали этого человека, Павел Васильевич.

— Да, Алексей Викторович, во время войны в Испании, Педро де Пиментель, служил в республиканской армии и обслуживал советские самолеты на аэродроме под Мадридом. Я хорошо знаю этого человека. Он прибыл с нами в Москву, и его в моем присутствии, наградили орденом Красного знамени. Куда он пропал после этого дня я не в курсе. Вроде бы его должны были направить в Ленинскую школу, хотя возможно я ошибаюсь.

— Довожу до вашего сведения, что Петр Иванович Пиментель, так его стали называть после вручения советского паспорта, в январе 1938 года, был осужден по статье 587 — Саботаж, умышленный срыв плана и затягивание производства на заводе ГАЗ, в городе Горьком. Именно туда он был направлен, в качестве инженера, после награждения в Кремле. Получив пять лет лагерей, он отбывал наказание в Забайкальском крае, откуда совершив нападение на красноармейца Степана Григорьевича Пантелеева 1919 года рождения, и нанеся ему тяжкие телесные повреждения металлическим прутом, разоружил его и совершил побег, в ноябре 1939 года, и с тех пор находится в розыске. Вот ориентировка на него, которая имеется во всех воинских частях и отделениях милиции приграничных округов СССР, и в отделениях НКВД расположенных в Монгольской Народной Республике. Я, уже связался по радио с Улан-Батором, и завтра, сюда выйдет автомобиль с отделением НКВД, для ареста гражданина Пиментель и доставки его в Советский Союз, где он вновь предстанет перед судом, и ответит за нападение на военнослужащего, свой побег и преступную деятельность.

— Да уж, никогда не предполагал, что такое может произойти. А ведь когда-то мы с ним были хорошо знакомы.

— Времена меняются, товарищ комкор. Вот и вышло, что он пользуясь вашей дружбой, расположением, и доверием товарища Сталина, сумел обмануть всех и пробраться на высокую должность инженера, в с таким трудом, приобретенный за валюту завод грузовых автомобилей, для того, чтобы сорвать план и нанести немало вреда, и помешать выпуску столь необходимых для Советского государства грузовиков. Если вы не возражаете, у меня будет к вам огромная просьба.

— Слушаю вас.

— Я понимаю, что это несколько не по чину, но войдите в мое положение. Гражданин Пиментель, наверняка сейчас готовится к побегу, а наряд вызванный для его задержания прибудет только завтра к полудню. Не могли бы вы встретиться с этим человеком, и задержать его побег, хотя бы на некоторое время. По вашим словам вы находились с ним в дружеских отношениях, вам будет проще задержать его до прибытия отряда, сославшись допустим на старую дружбу. Вспомнить войну в Испании, может быть даже помянуть старых друзей, погибших на той войне. А еще лучше провести