воссиял из темной полуночи; благочестивые собрания опять начались в селах и городах; оставшиеся твердыми посреди мучений, поддерживали молитвою и примером малодушных; все возвращались весело в домы, и пути Сионские исполнились опять идущими на празднества Церкви: сами язычники радовались водворению мира.

Но едва окончил горькую жизнь император Галерий, как снова закипел яростью Максимин, и, подобно дикому вепрю, еще однажды устремился на стадо Христово, под видом коварного милосердия он не многих лишал жизни, но только искажал лишением членов, ослеплением, муками; то возбуждал письмами ревность языческих городов, так что Антиохия, в которой верные начали называться христианами, просила его торжественно, чтобы все носящие имя то были из нее изгнаны; то рассылал в народе подложные акты Пилатовы, исполненные ругательствами на Искупителя; то с чрезвычайной пышностью совершал повсюду идольские жертвы. Однако же пало и несколько жертв его ярости, особенно в Александрии, где он обитал, и прежде всех знаменитый ее епископ Петр, тринадцать лет правивший Церковью в бурную эпоху гонений. Ему отсекли голову вместе с другими пастырями осиротевшего Египта, Исихием, Феодором и Пахомием, многими пресвитерами и мирянами. Диакон Алипий, твердостью своею среди мучений и чудным угашением возжженного костра, обратил судью и стражей своих и с ними вместе был ввержен в море по приказанию префекта Египта.

Тогда оставил свою дикую пустыню великий Антоний, чтобы разделить подвиги мучеников Александрии. Сколько ни жаждал он страданий, не хотел, однако же, вопреки заповеди, предаться сам в руки гонителей, а только возбуждал дух исповедников на судилище или служил им в темницах. Судья, заметив мужество Антония и его учеников, запретил им выходить на площади, но он презрел угрозы и не переставал являться в толпе верных; по смерти же св. епископа Петра, когда стало утихать гонение в Египте, возвратился опять в пустынную обитель.

И в других областях пролил много крови Максимин. При нем престарелый Сильван, сорок лет правивший Церковью Финикийскою, был растерзан зверями и убиен мечом Василиск, Команский епископ; сотник Гордий, простой поселянин Варлаам и благородная жена Улитта соревновали друг другу мужеством в Кесарии. Но всех знаменитее был пресвитер Антиохийский Лукиан, достойный сверстник Кесарийского Памфила, который, подобно ему, составил, после долголетних трудов, верный текст Св. Писания, соображаясь с греческим переводом семидесяти толковников; красноречивые письма его воодушевляли ревность Церкви Антиохийской. Привлеченный в Никомидию, он исповедал Христа пред самим императором Максимином и брошен был в темницу на голодную смерть. Там посещали его верные, и когда жаждущий приобщиться в последний раз Тела и Крови Господней затруднялся, как совершить литургию в узах, ему пришла утешительная мысль избрать собственную грудь престолом, потому что лежал прикованный к помосту; диаконы поставили ему на перси хлеб и вино и помогли поднять обремененные оковами руки, чтобы благословить Св. Дары. На другой день мученик окончил подвиг, отвечая только на все вопросы судьи о его роде, племени, звании: «Я христианин». И это был неизменный ответ многочисленных жертв, пострадавших в сие девятилетнее гонение. Все земное было им чуждо уже на земле, где, по словам Апостола Павла, не имели они пребывающего града, взыскуя грядущего, ибо знали, что все бедствия временной жизни ничего не значат в сравнении той славы, которая должна была в них открыться, и оттого, к общему изумлению мучителей, казались чуждыми нестерпимым мукам: их духовная природа, при содействии благодати Божией, заблаговременно побеждала плотскую; иногда же, для большего обличения язычников, делала ее даже недоступной орудиям казни или немедленно исцелялись их язвы, чтобы жестокие мучители невидимо обращались к Тому, Кто Сам страдал в Своих чистых жертвах.

Голод и мор присоединились к неистовствам Максимина на востоке и Максенция в Риме, доколе не исполнилась пред Богом мера их злодейств и не воздвигся на них мститель в лице великого Константина. Он собрал дружины свои против Максенция и призвал имя Бога Христианского. Идущему с полками внезапно явилось в светлый полдень знамение креста на небесах со словами, горящими ярче солнца: «Сим побеждай». Долгое время спустя, сам император с клятвою удостоверял о том летописца епископа Евсевия. Пораженный видением, размышлял он весь день о его тайном смысле, и в ночь явился спящему Господь И. X. с тем же знамением, повелевая носить его перед полками в битвах. Константин водрузил крест на позлащенном копье, украсив его драгоценными камнями с изображением имени Христова, и эта новая хоругвь, названная лабарум, предшествовала орлам Римским; крестом оградился также шлем Императора и прочих воинов. Дружина Максенция встретила крестоносное воинство пред стенами Рима и бежала от лица его хоругви; в волнах Тибра потонул Максенций; триумфальные врата, в честь Константина, увековечили, в древней столице мира, первую победу Христианства над язычеством. Немедленно была обнародована совершенная свобода исповедания для христиан и возвращение им всех храмов, прав и имуществ, ради того видимого покрова Божия, которым осенило их покровителей. Скоро погибли остальные гонители: ветхий Диоклетиан скончался, скорбя душою о своем невольном уничижении, а свирепый Максимин Даия — от тяжкой болезни, после неудачной битвы с императором Лицинием, который подобно Константину одержал победу, призвав на поле брани имя Бога Христианского. Позднее раскаяние овладело Максимином среди мучений; он видел пред собою грозного Судию, Которого гнал всю свою жизнь в лице исповедников, и с ужасными воплями излетела его душа. Лициний истребил все его племя и все потомство Галерия и Диоклетиана, не пощадив жен и детей; и эту назидательную повесть сохранил нам красноречивый оратор Лактанций, прозванный Цицероном Христианским, в книге своей о смерти гонителей. Так совершились над ними таинственные судьбы долготерпения и правды Божией!

Четвертый век христианства

Глава 15. МИР ЦЕРКВИ

312-й от Рождества Христова

Глубокая тишина водворилась после долголетней бури; все с благоговением дивились столь явному покрову Господа, невредимо сохранившего и распространившего Церковь Свою посреди трехвековых гонений. Святая радость сияла на всех лицах, народ стекался опять к торжественному священнослужению, и голос пастырей беспрестанно раздавался с кафедры или над купелью, куда многие тысячи прибегали для спасительного крещения, или пред алтарями, где приносилась за них бескровная жертва; обрушенные церкви восставали из развалин, новые сооружались великолепно, сообразно с возрастающими нуждами и обрядами богослужения. Первая воздвиглась в Тире, и внутреннее ее устройство достойно внимания. Обширный двор, огражденный рядами колонн, с фонтанами на средине для очищения входящих, служил преддверием великолепному храму, который был украшен высокими столбами, устлан мрамором и крыт кедром; тремя дверями в него входили; резная решетка отделяла алтарь от народа,