Шрифт:
Закладка:
Протяжно загудел рог с надвратной башни, ворота широко распахнулись, и навстречу подходящему эскадрону вынеслась охранная сотня княжичей. Несколько человек не сумели отбежать вовремя, и их вбило в грязную дорогу копытами лошадей. Конные сотни соединились и, развернувшись в сторону Волхова, вылетели на речной лёд. За ними следом на него же выходил и обоз из пяти десятков саней. А с речных берегов вслед им неслись крики, свист и глумливое улюлюканье. Да ещё вылетело несколько стрел из простых лесных луков, не причинив, впрочем, никому вреда. Отряд уходил старинным трактом в сторону Зайцева и Крестцов. Добираться до дома нужно было как можно скорее. В обозе сейчас из Новгорода уходило около ста пятидесяти беженцев, и многие из них были сильно ослаблены голодом.
А в это время толпа народа ворвалась в детинец и порушила там всё, что только было можно. Никаких ценностей и запасов продовольствия люди там не нашли, и это только ещё больше распалило толпу.
На очередном вече новгородцы решили искать себе нового князя и послали в Чернигов за Михаилом. Все верные князю Ярославу господние люди были либо убиты, либо бежали из города, а всё их имущество разделили между городскими сотнями и концами. На должность Тысяцкого и Посадника были выбраны Борис Негочевич и Внезд Водовик.
Новый князь, прибывший из Чернигова, удовлетворил все требования новгородцев. Он целовал прилюдно крест, обещая соблюдать волю горожан, и поклялся освободить от всех налогов беглых смердов на пять лет. Оставшихся в живых сторонников прежнего князя и тех горожан, кто вообще когда-то служил в его ближнем окружении, под страхом смерти заставили выплатить огромные отступные. Это был своего рода налог за сохранение их жизни. Деньги, полученные таким образом, пустили на строительство нового моста через Волхов, ну а часть, как водится, прикарманили.
И всё равно не было мира в этом неспокойном городе. Вновь в нём горели избы и усадьбы на многих концах, и опять бил тревожно вечевой колокол.
Десятого февраля караван из Новгорода достиг карантинной черты Андреевских земель. И уже на следующий день в усадьбе принимали вывезенных беженцев. Всех их нужно было отмыть, одеть, накормить и разместить в жилье под особым присмотром.
– Здравы будьте, князья Ярославовичи! – с уважением поклонился молодым мальчишкам Сотник. – Рад видеть вас в своём поместье живыми и невредимыми!
– Ну, это твоим сотням, Андрей Иванович, нужно спасибо сказать. – Кивнул ему приветственно Ярославов воевода. – Вовремя они там у нас оказались, вряд ли мы бы смогли прорваться без твоей рати. Ты особо-то не расстраивайся, мы тебя здесь надолго не стесним, – и усмехнулся. – Чуть вот передохнём, в термах отогреемся, а потом в сторону Торжка двинем. Надо князю обо всем, что там случилось, самолично поведать. Самое главное, что княжичи с нами, а Новгород ещё вернётся! Вот увидишь, побузотёрит, кровь обильно пустит, а потом обратно под крепкую Ярославову руку запросится.
В усадьбе всё шло по уже давно заведённому распорядку. Дымили ремесленные мастерские, на полигонах и стрельбищах копошились в снегу курсантские взводы и бригадные сотни. В дальнем пушкарском овраге бухали глухие взрывы и выстрелы. Там шёл отстрел и испытание последних, только недавно отлитых пушечных стволов и сработанных новых боевых метательных зарядов.
– Солнце моё, Мартушка, совсем тебе уже тут тоскливо у нас стало? – жалел жену Андрей. – Февраль – это ведь самый что ни на есть месяц глухозимья у нас, здесь, на Руси. Ладно ещё у нас тут все какое-никакое, а движенье то есть. А вот в малых сельцах народ словно в берлогах сидит до апреля, носа вон на улицу не кажет.
– Да нет, всё хорошо. – Улыбнулась Марта. – Зато я уже пироги научилась печь, а позавчера вон в опарнице даже уже своё тесто у меня вызрело. Нешуточное это дело, я тебе скажу, дорогой, не одной герцогине крови такое не по силам, – и она с улыбкой щелкнула мужа по носу.
– Ну, тесто – это, конечно, серьёзно, – протянул в ответ Сотник. – Я вот что думаю, Лёнька у нас подрос, он вон на коленках даже быстрее бабки Любомиры и деда Никифора носится. Только вон с Эммой ему, пострелёнку, не совладать. А как ты смотришь на то, чтобы тебе поучительствовать в нашей школе и на командирских курсах? А что, и тебе все хоть какой-то выход в свет, и нашим оболтусам эти знания лишними не будут. Можно давать несколько часов такого предмета, как, скажем, история и культура древности. Ты ведь интересовалась античностью и временем эллинов, ну так добавить туда же что-нибудь из Древнего Египта и Вавилона, вот и получится тогда целый курс лекций. Если ещё будешь, кроме философов и поэтов, о полководцах Македонии, Спарты, Рима и Карфагена рассказывать, так ребята будут открыв рот тебя слушать. Да и иноземными языками можно было бы нагрузить наших ребятишек. Пока у мальчишек глаза на всё новое горят, такие знания хорошо ими впитываются.
На двадцать пятое февраля в усадьбе был запланирован запуск стекольной мастерской. В отстроенном, приличном по величине здании собралось десятка два зрителей. С края, чтобы не мешать мастерам, стояли все те, кто принимал участие в подготовке этого важного момента. Были среди них главный печник Аристарх, каменщик Александр, гончар Осип, углежог Василий и кузнец Никита. Тут же со стороны наблюдал Лука Тесло и его люди. Всем было интересно поглядеть на это необычное дело.
Мартин Горст в окружении сыновей-близнецов и ещё четверых русских подмастерьев «священнодействовал» около специально отстроенных хитрых шихтовых печей. Уже который час в этих печах, сложенных и вылепленных из огнеупорных материалов, нагнеталась высокая температура. Меха непрестанно качали в горны, где раздуваемый воздухом древесный уголь выдавал большой жар.
– Добавляй пару лопат каменного угля! – крикнул мастер, и его сын Михаэль бросился к одному из раскрытых мешков. Каменного угля было очень мало, но именно он мог сейчас поднять такую нужную температуру плавления смеси.
Мастер залез на боковую лестницу и помешал длинной кочергой в огромном кувшине густое варево.
– Гуд! – крикнул он и отдал команду своим подмастерьям: – Мало! Мало! Чуть-чуть дай!
Как видно, все в его команде друг друга уже отлично понимали и сделали всё, как было нужно. Кувшин начал медленно под действием рычагов наклоняться, и жидкое стекло тонкой струйкой потекло по жёлобу на вращающийся внизу каменный круг. Под действием центробежной силы вар стекла начал растекаться по нему и принимать относительно ровную, тонкую и округлую форму. По краям это стекло, конечно же, было несколько толще, чем в центре, но это уже было некритично.
Сейчас самым важным было не допустить его быстрого охлаждения, иначе весь труд этой многодневной подготовки пойдёт коту под хвост, и тогда всё просто придётся переделывать. При быстром охлаждении стекло становилось закалённым, а от этого очень хрупким. Оно просто разлеталось от малейшего удара буквально в пыль. Для предотвращения этого под каменным кругом, равномерно нагревая его, продолжал всё время гореть костёр, и только через полчаса его можно было постепенно гасить и уменьшать жар. А уже потом, через несколько часов после процесса постепенного охлаждения, можно было начинать резать полутораметровый круг на ровный квадрат.
