Пройдя всего пару метров от берега, я выдохлась. Наверное, со стороны я напоминала муху, увязшую в меде. Я так же шевелила лапками, а толку не было. Если еще и я тут застряну, что станет с Софкой? Замучает ее Кощей в своих казематах или в служанку превратит. И будет Софка его дворец драить. Кто ж его знает, может, он и впрямь лиходей? А я его оправдываю только из-за того, что понравился мне мужик.

Нет, не будет Софка Кощею прислуживать! Не бывать этому!

Злость на Кощея придала мне сил. Я рванула вперед и, продвинувшись на несколько шагов, снова обмякла.

А силы, и правда, словно вытекают из меня. Так и тянет лечь на спину, прикрыть глаза и не двигаться. Расслабиться, отдохнуть. Уснуть.

Я тряхнула головой. Нельзя так. Моя избушка и вурдалак на цепи сидят, надеются на меня, а я тут раскисаю.

Моей энергии хватило еще на несколько шагов.

И снова накатило непреодолимое желание закрыть глаза и не просыпаться. Здесь так хорошо, уютно, приятное нечто окутывало меня.

И как стрелой мое угасающее сознание пронзила мысль: я, значит, в этом лесу навечно останусь, а Мирослава будет на пуховых перинах жировать. И никто этой гадине нос не утрет. Да сейчас!

Из последних сил я рванула к цветку и схватилась за толстый стебель. Жаль мне тебя, цветочек, но богатырей и своих друзей жальче. Пальцы ощутили приглушенную пульсацию в стебле, будто, и правда, где-то совсем близко билось сердце. На секунду я задумалась. Что делать? Сломать стебель? Оборвать лепестки цветка? Или вырвать цветок с корнем?

Я остановилась на третьем варианте. И, поднатужившись, потянула стебель вверх. И ничего не произошло.

Мои руки скользили по стеблю, а цветок даже не покачнулся.

Тогда я решила взяться у самого корня. Вдохнув воздух, я нырнула. Противное желе, в которое тут же превратилась вода, забивалось в уши и нос. Открыть глаза я не рискнула, поэтому действовать пришлось на ощупь.

Мертвой хваткой я вцепилась обеими руками в стебель и потащила его из почвы. Ногами я чувствовала ее колебания, и мне даже показалось, что она дышит. Мои попытки вырвать цветок не остались незамеченными.

Рядом со мной проскользнуло щупальце, задев меня. Другое щупальце обхватило меня за пояс и дернуло вверх. Но драгоценный стебель я из рук не выпустила. Дышать уже было нечем. Я понадеялась, что щупальце вытащит меня на поверхность, где я наконец-то смогу вдохнуть спасительную порцию воздуха. А если повезет, то и сердце болота у меня в руках останется.

Но нет. Чудище, на мое несчастье, обладало интеллектом, потому оно меня мотало и болтало исключительно в толще воды. Пальцы я не разжимала, и стебель болтался туда-сюда вместе со мной.

Видимо, чудищу от этого было даже больно, потому что оно стонало и гудело. И вот наконец мне стало казаться, что еще чуть-чуть, и корень будет у меня.

Чудище тоже так решило, потому что я почувствовала, как второе щупальце обвивается вокруг меня, подобно, питону и сдавливает меня тугими кольцами. В какой-то момент мое сознание вспыхнуло яркой молнией и погасло.

Глава 20

Когда я очнулась, было совсем темно. Я успела подумать, что душа моя отлетела из бренного тела и теперь блуждает в пустоте. Но потом боковым зрением заметила слабое свечение и, повернув голову в сторону света в конце тоннеля, увидела богатырей, сидевших у костра.

Мое пробуждение прокомментировал Добрыня:

— О, никак Яга в себя пришла?

Кот задрал хвост и побежал ко мне, принялся тереться мордой о мою щеку. Всё же каким бы ни был ученым кот, котом он и останется.

— Мы победили или умерли? — уточнила на всякий случай.

— Победили, — вздохнул Илья. — Спасла ты нас. Вцепилась в стебель как клещ. До сих пор руки не разжала.

И точно! Я сразу и не сообразила, что в моих ладонях, покоящихся на животе что-то зажато. Пальцы успели занеметь, и я вообще ничего не чувствовала. Сев на землю, я с трудом расцепила пальцы. Стебель упал на мои колени. Цветок оставался таким же прекрасным, как в тот миг, когда я его впервые увидела. Лепестки его не смялись и не увяли. Но не только это меня удивило. Вместо корней у цветка была луковица, как у нарцисса или гладиолуса. Только она была очень крупная и походила на камень вроде розового кварца, как на вид, так и на ощупь. Камень, как ни странно, был теплым и источал едва заметное сияние.

Баюн, заметив мою заинтересованность, спешно шепнул:

— Это очень ценный камень, розовое сердце. Он и жизнь вернуть может, и от смертельной болезни исцелить. Спрятала бы ты его в сумку и никому не показывала. Это богатыри истинной ценности камня не ведают, а коли колдун какой его приметит, так и убить за него может.

— Ага, а богатыри меня и без камня пришибли б с радостью, — проворчала я, но цветок в сумку спрятала.

— Шла бы ты к костру поближе, Яга, а то околеешь, — позвал меня Илья.

Ишь добренький какой. Видно не слышал, о чем я с Баюном говорила. Или наоборот, услышал, но решил показать, что я не права.

Пошатываясь, я встала на ноги и подошла к костру. Присела на поваленное дерево. Хорошо тут, тепло. Одежда просохнет, вообще замечательно будет.

— А как я на берегу оказалась? Не помню ничего, — поинтересовалась я.

— Добрыня тебя вытащил. Как только чудовище издохло, поняли мы, что получилось у тебя. Выглядывали мы тебя, выглядывали, да нигде не видели. Думали, что сбежала ты. А потом Добрыня приметил, что плывешь ты по болоту кверху брюхом как мертвая и стебель в руках как свечку держишь. Кинулся он к тебе, да на берег поволок.

— Кабы он дыхание рот в рот сделал, вообще бы ему цены не было. Может, и быстрее в себя пришла бы.

— Яга! — возмутился Добрыня и рот рукавом утер, будто представил то, о чем я сказала.

— Спасибо тебе за спасение, — поблагодарила я от души.

— И тебе, Яга! — буркнул Добрыня.

Ночь прошла тихо и спокойно. Я прохрапела у костра до рассвета. Мне даже ничего не снилось. Поутру богатыри растолкали меня, и мы в путь отправились.

В животах у всех урчало от голода. Теперь я бы и от засохшей каши не отказалась. Вот только остался котелок на месте нашего первого привала. За ним возвращаться не стали, да и не нашли бы туда дорогу.

Сколько еще