— Справедливость? — прошептала она, её голос звучал тихо, словно шепот ветра. — А что есть справедливость в этом мире?

Она была права. Справедливость была понятием относительным. Для одних она была воплощением равенства, для других — жестокой и неизбежной иерархией.

— Справедливость — это когда каждый получает то, что заслуживает, — ответил я, чувствуя, как во мне растёт уверенность. — Когда слабые защищены, а сильные несут ответственность за свои действия.

Я смотрел на неё, и в моих глазах отражался не только амбициозный правитель, но и человек, который хотел изменить мир к лучшему.

— Вы хотите создать новый мир, — произнесла Лань, её голос был полон недоверчивой надежды. — Мир, где нет несправедливости, где все равны?

— Да, — ответил я, кивая ей. — Мир, где нет несправедливости, где все равны. Но для этого нужно сделать многое. — Вы согласны стать частью этой перемены? — Лань лишь лаконично кивнула.

Но всё это было не более чем притворство и обычная «политика» с щепоткой демагогии.

На самом деле мне просто нужны их люди, что восполнят рекрутов царской армии и заполнят все новые заводы и мануфактуры, что строятся на Востоке, ибо дальнейшая экспансия требует хорошей базы для продвижения, но ничто не мешает создать эту самую базу прямо на месте «фронтира».

Глава 12

Закончив с бесконечной чередой докладов и аудиенций, я наконец-то освободился от официальных обязанностей. Тяжесть протокола и придворных интриг осталась позади, в величественном зале с высокими готическими арками. Холодный мраморный пол, словно зеркало, отражал сияние многочисленных канделябров, заставляя тени плясать в разнообразных фигурах.

Спустя миг ощутил волну усталости, но не от физической работы, а от бесконечного напряжения, которое сопровождало меня в течение дня. Мне хотелось уединения, хотелось оказаться в тихом месте, где не доносились бы шумы и шепот дворцовых интриг.

Вскоре я почувствовал столь желанную прохладу вечернего воздуха, который проник сквозь щели в высоких стенах зала. По секретным коридорам дворца, скрытым от любопытных глаз, я отправился в свое убежище. Эти коридоры, исполосованные паутиной ходов, были полны тайных дверей и скрытых проходов, известных только «правителям» и их ближайшим соратникам.

Стены коридоров были украшены не пышными фресками или вышитыми гобеленами, а небольшими вкраплениями каменных барельефов с неясными символами. В глубине этих коридоров царила почти ощутимая тишина, которую нарушали лишь звуки моих собственных шагов и глухой гул вентиляционных систем.

И вот, спустя несколько минут, я оказался перед монолитной дверью из чистейшего мрамора. Её поверхность была отполирована до зеркального блеска и отражала свет канделябров в коридоре, создавая иллюзию глубины и таинственности. На двери не было ручки или замков, она открывалась только касанием «правителя», ощущая его магию и отпечаток души.

Молча положил руку на холодную поверхность мрамора, и дверь, словно повинуясь невидимому приказу, тихо и плавно отворилась, пропуская меня в тайный и уютный мир, который лежал за её непроницаемой стенкой.

За дверью из мрамора меня ждал не роскошный кабинет, усыпанный золотом и шелками, а помещение, пропитанное духом строгого функционализма. Стены были выкрашены в темно-серый, почти черный цвет, и напоминали бетонные стены бункера. На них не было ни картин, ни украшений, лишь несколько графиков с данными и схемами, напечатанных на простой бумаге и прикрепленных к стенам булавками.

Пол выложен серой плиткой, а потолок укрыт грубой штукатуркой, без всяких признаков декора. Единственное фальш-окно закрыто толстыми шторами из темно-серого бархата, которые не пропускали никакого света. В комнате царил полумрак, который делал её еще более грозной и неприступной.

Кабинет был меблирован крайне аскетично. В центре стоял небольшой дубовый стол с резной доской поверх, похожий на столы, которые использовали в школьных классах. На нем также имелась лампа с желтым абажуром, которая горела неярким светом, только чтобы подчеркнуть строгость комнаты. Рядом со столом сиротливо застыл одинокий стул с высокой спинкой, также из мореного дуба. Больше никаких предметов в комнате не присутствовало.

Но, несмотря на простоту и аскетичность интерьера, в нём присутствовала некая непостижимая сила. И чувствовалась твердая рука власти, которая не требует себе роскоши, а опирается лишь на силу и разум.

Имперский стиль проскальзывал в каждой детали, хотя и скрытый под покровом марксистского модернизма. Стиль не просто роскоши, а силы и уверенности. В строгих линиях стола, при тусклом свете лампы чувствовалась не грубость, а красота и величие империи, которую не нужно украшать, она уже прекрасна сама по себе.

Снял армейскую шинель и аккуратно повесил её на крючок у двери. С легким шуршанием снял перчатки и положил их на стол. Затем, вытерев обувь о коврик у входа, я спокойно устроился за столом.

Холодная и гладкая поверхность резной доски коснулась моих пальцев. Я закрыл глаза и сосредоточился на внутреннем ощущении магии, что пульсировала внутри магического ядра в такт биения сердца.

Из глубины доски потянулся яркий магический свет, и перед моими глазами возникли объемные голограммы.

Перед моими глазами встало поле боя. Я мог разглядеть каждую деталь: лесистые холмы, покрытые дымкой от взрывов, укрепленные позиции, сверкающие доспехи воинов и даже отдельные черты лица каждого солдата, борющегося за интересы отчизны.

С боков от меня возникли иллюзорные лица советников, угрюмые и сосредоточенные.

— Ваше величество, — генерал, — ситуация сложная, но не безнадежна. Враг силен, но у нас есть преимущество в живой силе и в моральном духе бойцов, так что мы проломим их хлипкий заслон на раз-два. — довольно рычал старый вояка.

— Да, — верховный чародей, оглаживая свои шикарные бакенбарды, — мы владеем более мощной магией и можем применить её в ключевые моменты битвы, так что подавляющая мощь также за нами.

Я кивнул, и моя магия осветила конкретные участки поля боя, показывая слабые места противника и возможности для нашего удара. Я чувствовал себя единым целым с армией, с моей магией, с моим царством. Я был не просто правителем, а сердцем и душой этой войны. Ну или же «игроком», в чьих руках сплелись случайные судьбы, жизни и вопросы войны и мира в данном регионе.

И я был готов привести свою армию к победе. Ибо это только начало битвы за поднебесное царство и его «душу».

На голографическом поле боя перед моими глазами развернулась грандиозная картина военной кампании. Я наблюдал за движением своих войск, каждый отряд был виден во всех деталях.

Первый казачий полк под предводительством Гипериона, олицетворяющего саму храбрость и неумолимую силу, уже уверенно теснил врага. Их атака напоминала бурю, которая сметает всё на своём пути. Боевые знамёна полка резво трепетали на ветру, словно