ее пересечения с улицей Сборной. Если бы не пара приемов самозащиты, которым его обучил Костян, валяться бы Бекетову в ближайшем овражке, истекая кровью, покуда его, уже холодного, не нашли бы местные пацаны.

Удивительное дело (хотя кто его близко знал, то не шибко удивился) — Тимур Бекетов после окончания школы подал документы в Авиационный институт и прекрасно сдал вступительные экзамены. А когда пришел в назначенный срок к дверям деканата, то увидел в списке зачисленных на самолетостроительный факультет свою фамилию. Он не стал прыгать от радости и обнимать всех попадающихся ему навстречу, как это делали некоторые абитуриенты, увидев свои фамилии в списке зачисленных на первый курс института. Не возгордился и не задрал нос перед теми, кто не прошел по конкурсу. Внешне Тимур Бекетов вообще никак не выказал своей радости. Однако в душе он ликовал, что вот он взял — и поступил. Что обошел вон тех лощеных парней из явно благополучных семей, что собрались в кучку и уныло разговаривали, поглядывая на двери деканата в надежде, что из них вот-вот выйдет человек и поменяет списки прошедших по конкурсу, в которых уже будут их фамилии.

В группе, куда его зачислили, было всего пять девчонок и двадцать три парня (многие из них были фронтовиками), среди которых сразу же определилось несколько лидеров. Тимур в таковые не стремился, держался покуда особняком, присматривался к окружающим, определяя, как следует вести себя дальше. Мир, в который он попал, был ему незнаком и весьма далек от того, в котором он проживал на Калуге. Правила общения также были иными, а потому к ним стоило приспособиться и привыкнуть. Заводить разговоры он не стремился, лишь отвечал на вопросы, сам никому их не задавая. Однако приглядывался к своим сокурсникам не только он, но и к нему. Через какое-то время к Тимуру на одной из перемен подошли Николай Кондратьев с его верным подпевалой Валеркой Федынцевым, и Кондратьев без вступления и прочих обиняков произнес:

— У нас тут своя компания складывается… Я, Валера Федынцев, Нинель Яковлева, Эдик Кочемасов, еще кое-кто. Не хочется со всеми этими, — Кондратьев обвел презрительным взглядом сокурсников, — иметь ничего общего. Не желаешь к нам присоединиться?

— Я подумаю, — с интересом посмотрел на Кондратьева Тимур.

— Подумай, — промолвил Николай и отошел.

Через пару дней Кондратьев снова подошел к Бекетову:

— Ну что, надумал?

— Почему бы и нет, — усмехнулся в ответ Тимур. — Только я в шестерках ходить не привык. И привыкать не собираюсь.

— Я это учту, — усмехнулся Николай. — И у меня сразу просьба к тебе будет. Тут один с аэродинамического отделения хвост на меня поднимает. Нехорошие слова про меня говорит, хотя лично я ему ничего дурного не сделал. Поговори с ним, как ты это умеешь. Пусть малость поостынет. А я с батей своим переговорю насчет твоего отца. Он ведь не просто инвалид у тебя, а инвалид по ранению, полученному на фронтах Гражданской войны. Стало быть, и пенсия у него должна быть военная, а не просто по инвалидности. А это разница. Причем большая! Так ведь? — глянул в глаза Тимура Кондратьев.

— Как парня этого с аэродинамического зовут? — спросил Бекетов, отнюдь не удивившись, что сокурсник столько знает про него самого и его отца.

— Камиль Зиннуров. Он на третьем курсе учится, — последовал конкретный ответ.

Тимур кивнул. На следующий день студент Зиннуров появился в институте с приличным таким бланшем под глазом и распухшей верхней губой. Кто ему так накидал — на то Камиль Зиннуров никаких ответов не давал, хотя друзья-приятели не единожды пытались допытаться и узнать истинную причину изменения его внешности. С тех пор в институтских коридорах он всячески старался обойти аудитории, где могла находиться студенческая группа, в которой учились Кондратьев и Бек. И уж конечно делал все возможное, чтобы не попасться им обоим на глаза. Где-то через полтора месяца Бекетов-старший стал получать пенсию — вот радость-то! — в два с половиной раза больше прежней. И не знал, кого за это благодарить. Хотя благодетель находился совсем рядом, стоило только протянуть руку.

Подобного рода просьбы Тимур Бекетов до окончания третьего курса исполнял по просьбе Николая Кондратьева еще несколько раз. А поскольку он являлся действительным (не временным или приглашенным на какой-то срок) членом компании Кондратьева, то все три раза ходил с остальными членами компании в походы на Свиягу, что ему, в общем-то, нравилось. Ну а что: природа, которая успокаивает и навевает хорошие и добрые мысли. Кругом все свои, и нет уголовных физиономий, что окружали его в поселке. И от слепого отца какой-никакой передых. Батя, он хоть и не в тягость, а все устаешь за ним изо дня в день ухаживать. Изнурительное это занятие — ухаживать за незрячим. Альбина уже вышла замуж и переехала жить к мужу. Конечно, вместе со своим мужем и без него она частенько наведывалась, навещала отца, помогала чем могла, но это совсем не то, что жить с ним вместе. Так что вырваться из дома на природу с друзьями на несколько дней (эти дни за отцом присмотрит покуда соседка, которой за возможные заботы заплачено наперед) — разве он этого не заслужил?

Однако в третий раз Тимур пошел в поход как-то не очень охотно. Что-то угнетало его и не давало успокоения. Будто должно было вот-вот случиться что-то неприятное, что может изменить всю его жизнь. А может, уже случилось, просто он об этом пока не знает. Чувство это было похоже на то, как бывало в детстве, когда он выходил на улицу и практически знал, что ему непременно от кого-нибудь прилетит. И обычно прилетало… Но нет, все вроде бы шло как обычно и беды никакой не предвещало. Тимур наконец успокоился, и когда на второй день похода все собрались с винишком у вечернего костра, позволил себе расслабиться и выпить больше, нежели обычно. И когда между Николаем Кондратьевым и Василием Кудряшовым началась неприятная словесная перепалка, он не придал ей значения и, вместо того чтобы вмешаться и попытаться урезонить парней, махнул еще полкружки портвейна. Раздор между пацанами? С кем не бывает! Тем более подоплеку его Тимур прекрасно понимал: не поделили Нинель Яковлеву, которая без малого два года встречалась с Васькой Кудряшовым, а теперь вот взяла и переметнулась к Кольке Кондратьеву. И вообще — правильно Костян говорит — все беды и неприятности от баб…

Крепко выпивший Бек не заметил, как словесное препирательство между Кудряшовым и Кондратьевым переросло в драку. Кто первый ударил — он тоже не заметил.