Шрифт:
Закладка:
Бекетов метнулся было к двум парням, чтобы предотвратить то, что могло случиться, но обмякшее от выпивки тело слушалось скверно, и он опоздал. Кондратьев, продолжая смотреть в глаза Кудряшову, сделал резкий выпад и всадил лезвие ножа в живот сопернику. Потом еще раз, повыше. Нинель громко вскрикнула. К Василию подскочил Эдик Кочемасов и поддержал его, готового повалиться на землю. Вместе они подошли к толстой ели, и Кудряшов сел, прислонившись спиной к стволу и зажимая раны руками.
— Ты что сделал, идиот? — повернулся к Николаю Кондратьеву Кочемасов.
— А пусть не лезет, — огрызнулся в ответ Кондратьев.
— Ну не ножом же человека пырять! — возмутился Эдик. — А ты что смотришь? — повернулся он к Нинель Яковлевой. — Перевязывай давай. Вспоминай, чему тебя там на курсах медсестер учили…
Нинель вскочила и бросилась к своей палатке. Через секунд десять-пятнадцать выскочила с изрезанной в ленты рубашкой и пакетом с бинтом — кроме таблеток, мази Вишневского на все случаи жизни и бинтов они из медицинских принадлежностей ничего в походы не брали. Сложив лоскуты в несколько раз и помазав одну их сторону мазью Вишневского, она помогла Кудряшову снять тенниску, плотно приложила сложенные ленты помазанной стороной к ранам и перевязала Василия поперек тела бинтом, рулона которого едва на это хватило.
— Больно? — спросила она Кудряшова после перевязки. Тот вначале отвечать не хотел, но все же скупо произнес:
— Теперь терпимо…
— Ты только потерпи немного.
— Постараюсь… Отца очень жаль, что я ему скажу.
Нинель кивнула и погладила Кудряшова по плечу. Вместе с Кочемасовым она помогла Василию дойти до палатки. Они расстелили ему постель и уложили, прикрыв одеялом. Потом вернулись к костру.
— И что теперь будем делать? — спросил, ни к кому конкретно не обращаясь, Эдик.
— А что сейчас мы можем сделать? — промолвил Валерий Федынцев и искоса посмотрел на молчащего Кондратьева. — Надо утра дождаться, а там решим, что да как.
— Его к врачу надо, — тихо произнесла Яковлева. — Он ведь кровью истечет.
— Ну сейчас-то все равно никакого врача нам не найти, — посмотрел теперь уже на нее Федынцев. — Да и какие тут могут быть врачи? Ближайшая деревня черт знает за сколько километров отсюда. И что, думаете, там есть какой-нибудь врач? В лучшем случае имеется медпункт с той же мазью Вишневского и бинтами.
— Пожалуй, что так, — согласился с Федынцевым Эдик Кочемасов. — Ладно, дождемся утра, а там решим, что делать…
На этом вечер с костром и винишком закончился. Продолжать посиделки у костра уже никому не хотелось.
Глава 16. Теперь уже ничего не вернешь
Как только Нинель закрыла за майором Щелкуновым дверь и вернулась на кухню, в нее буквально влетел Федынцев.
— Не нужно мне ничего пересказывать, я все слышал, — сообщил он и с тревогой посмотрел на Яковлеву.
— И что нам теперь делать? — глянула на сожителя Нинель. — Он вот-вот до всего докопается. Мне даже кажется, что он нас подозревает.
— Мне тоже об этом подумалось…
— Ведь это же был просто поход! Кто бы мог подумать, что так обернется!
— Теперь уже ничего не вернешь. Надо исходить из того, что есть. И нужно рассказать обо всем Кондратьеву, — заключил Федынцев. — Пусть он решает, что нам делать.
— Он уже один раз решил, — зло проворчала Нинель. — И к чему это привело? Теперь все мы как заложники какие. Уже десять лет как… Дня не проходило, чтобы я об этом не вспоминала.
— Но не говорить ему об этом тоже нельзя, — заметил Федынцев. — Теперь уже ничего не поделаешь. Мы должны держаться вместе и ничего друг от друга не утаивать. Иначе все может закончиться очень плохо для всех нас. Нам осталось-то всего пару месяцев продержаться. И потом все закончится. И я первый пошлю этого Кондратьева на хутор бабочек ловить.
— О чем ты таком говоришь?! Ты хочешь рассказать все Кондратьеву?! — прошипела Нинель. — Чтобы они вместе с Беком убили этого дотошного майора милиции? Как до этого убили оперативника, что приходил к нам на кафедру? И чтобы мы опять десять лет вздрагивали от каждого шороха и покрывались холодным потом? Если, конечно, нас раньше не найдут и не посадят… Этот Кондратьев очень страшный человек! Жаль, что я поняла это так поздно!
— О чем ты говоришь? — испуганно воскликнул Федынцев, явно не желавший слышать причитания подруги.
— О том! — сказала Нинель, пренебрежительно глянув на Федынцева, стоящего перед ней до сих пор в майке и трусах. — Будто ты не знаешь, что нападение на этого оперуполномоченного Рожнова на Черном озере подстроили именно они! А может, даже сами его и совершили.
— Я об этом ничего не знаю, — с еще большим испугом произнес Валерий, покрываясь холодным потом.
— Не ври мне! — отрезала Нинель и раздраженно добавила: — И оденься, наконец, что ли… А то ходишь, трясешь тут… Как чучело какое!
Яковлева, конечно, понимала, что этот опытный майор милиции становится очень опасен для них. Но что делать дальше, она не представляла. Решать же проблему кардинально, как привыкли поступать Кондратьев и Бек, она не желала. И даже слышать об этом ничего не хотела! В конце концов, она просто обычная женщина. И мужские разборки ее касаться не должны никак. Самое лучшее было бы, чтобы проблема с дотошным майором Щелкуновым разрешилась как-нибудь сама собой. И она об этом ничего бы не ведала…
Когда Федынцев вышел, Нинель встала, подошла к окну и уперлась лбом в прохладное стекло. Город жил своей жизнью. Осенью собирались пустить троллейбус, разговоры об этом ходили по городу уже с конца прошлого года. Ну а что: в Горьком троллейбус пустили еще летом прошлого года. В Куйбышеве — еще в годы войны, в ноябре сорок второго, а в Москве, так там троллейбус ходил аж с тысяча девятьсот тридцать третьего года. Впрочем, на то она и Москва — столица нашей Родины. И вот наконец-то и в городе начались работы по подготовке пуска первой троллейбусной линии: от центральной площади Куйбышева до поселка Караваево по всей длине дороги устанавливали специальные столбы и начинали тянуть провода, по которым должна будет подаваться электрическая энергия.
Отреставрировали наконец памятник Ленину и Сталину в Кремле напротив старого Губернаторского дворца, ставшего
