более, что и беременность многоплодная. — Успокаивала меня та самая знакомая, что когда-то и сообщила о беременности снохи.

Сын пришёл вечером восемнадцатого сентября. Я решила, что он просто не спал больше суток.

— Кто родился? — с порога спросил его отец.

— Мальчик и… Девочка, — глухо ответил Костя.

— Значит оба имени пригодились, — отмахнулась от дурного предчувствия я. — А какого цвета у Ядочки глазки? Мы к знакомству серёжки купим.

— Нет Яды, мам, — опустил голову сын.

— Как? — закрыла я рот рукой, в памяти огнём вспыхнули собственные слова.

— Нежизнеспособна, — скривил губы Костя. — Сердце не работает как надо. Шумы, хрипы. Начинает плакать и задыхается, синеет. Незрелые кожные покровы, слабые сосуды. Её за ножки держали, когда горло прочищали, так синяк получился. Просто от сжатия. Врачи сказали, что она проживет от нескольких часов до нескольких суток, не больше. Нет смысла даже регистрировать рождение. Мы подписали отказ.

— Что вы сделали? — медленно уточнила я.

— Врачи принесли документы… — начал объяснять Костя. — Она всё равно уже почти…

— Ген, — непонимающе уставилась я на мужа, по давней привычке ища в нём опору в самых страшных и сложных ситуациях.

— Отказались? И хорошо. Наша будет. Дин, одевайся, я водителя вызову, — всё уже решил Генка.

— Пап, ты хоть слышал, что я сказал? Там сердце не работает! Ей врачи максимум срок дали пару дней, — произнёс в спину отцу сын.

— Даже пару дней, она будет дома, в своей семье! — отрезал Генка. — И это ваше Ядвига мне никогда не нравилось. А раз отказались, сами назовём. Алёнкой будет.

Глава 26

— Я прекрасно вас понимаю, — вздыхала заведующая детского отделения роддома. — Принять этот факт очень сложно и болезненно. Но здесь нет ничьей вины.

— Мы это принимать не собираемся, — прищурилась я. — И давайте уже закроем этот спор. Вы прекрасно понимаете, что аннулировать бумажку вам придётся. Как и отдать мне внучку. И я очень надеюсь, что ребенок сейчас не лежит между оконными рамами.

— Нет, такого ужаса у нас не происходит. И да, мне звонили. — Сняла она очки. — Возможно, я кажусь вам чудовищем. Для вас этот ребёнок наверняка ожидаемая и уже авансом любимая девочка. Для меня лишь плод. Единица медицинской статистики. Иначе у меня давно бы сердце не выдержало. Я пытаюсь вам объяснить. Во-первых, ребёнка сейчас вы забрать не сможете, только утром. Медицинское рождение произошло в семь сорок пять утра, сутки даются законом до момента, когда младенец считается рождённым. У новорождённых… Впрочем, смысла говорить в общих чертах нет. Справка о рождении даётся через сутки. Я прошу лишь дать остыть эмоциям. Я лично разговаривала и с вашим сыном, и с его женой. Поймите, у нас есть свои критерии оценки новорождённых. У этой девочки…

— Хорошо, завтра утром, так завтра утром. У вас есть свободная палата? Мы проведём ночь с внучкой, — перебил её Генка.

— Давайте я буду говорить прямо. То, что второй плод условно жив, это просто погрешность. — Устало произнесла врач. — Многоплодные беременности вопреки всеобщему ажиотажу вообще далеко не самый лучший вариант именно для детей. Потому что один плод будет доминантным, второй угнетённым. Плюсом, точнее огромным минусом сопутствующие особенности развития плодов. У двойняшек, тройняшек и так далее всегда куча внутренних смещений и прочего. Я не буду всего перечислять. Более того, оба плода родились с зубами. Хорошо заметные, выраженные верхние клыки.

— Это особенность Перуновых, а не многоплодной беременности, — хмыкнул Генка оскалившись.

Действительно, у него по отцовской линии передавалась такая особенность. И на семейных портретах можно было любоваться клыкастыми улыбками.

— А неразвитое сердце, незрелые кожные покровы, слабые сосуды, и явные хрипы в лёгких у вас тоже семейное? — перечислила врач. — К тому же, первым, как более сильный, родился мальчик. Во время продвижения он развернул второй плод. Второй ребёнок выходил плечом вперёд. Нормальные дети головой, иногда ногами. А тут просто боком. Плод пришлось разворачивать. Естественно, бесследно это не прошло. Честно, возможно, плод проживёт неделю. С вашими возможностями месяц, полгода. Если вы угробите свою жизнь и всё, что возможно направите на поддержание жизни этого ребёнка, и случится чудо, то с массой ограничений плод проживёт несколько лет. Но первая перестройка организма, любая нагрузка, начало обучения… Итог будет тот же, только вы измучаетесь сами, и ребёнка. Даже частичное обследование неутешительно. Моё заключение при выписки ребёнка от ваших связей не изменится. Нежизнеспособна.

— Посмотрим, — чуть прищурился Генка.

Для нас нашли палату, куда принесли внучку. Девочка выглядела странно, на самом деле какая-то бледно-синюшная. Хотя при упомянутой врачом родовой асфиксии должна была наоборот быть красно-бордовой.

— Я и забыл, что они при рождении такие маленькие, — рассматривал внучку Гена.

— Почему маленькая? — удивилась медсестра, которая принесла ребёнка. — Два восемьсот для ребёнка из двойни шикарный вес. Там мама порвалась вся.

В этот момент внучка начала чему-то улыбаться в своём младенческом сне. За чуть приоткрывшимися губами были видны маленькие клычки.

— Как у змейки, — засмеялся Генка. — Внучка-гадючка.

Спать мы устроились рядом с небольшой больничной кроваткой. Генка подскакивал по первому кряхтению, как по тревоге. Почти всю ночь девочка провела на руках у Генки. Впрочем, как и всю следующую неделю. Едва начав плакать, Аля тут же начинала синеть и задыхаться. Почти всё это время, мы не отходили от неё. Но находиться дома бесконечно мы не могли. У меня работа, у мужа служба. А девочка требовала ухода ежеминутно. Муж два дня ходил хмурый, явно принимая для себя какое-то решение.

В результате он отнёс недельную внучку в казарму. Солдатам он рассказал всё, как есть. Со всеми подробностями озвучил заключение врача, рассказал, что происходит, когда внучка плачет. И попросил помощи у солдат. С того дня, мы практически переселились в казарму рядом с клубом. Ту самую, которую я вначале жизни здесь видела из окна. По очереди с мужем ночевали в казарме.

Солдаты качали внучку на руках по часу. Аля вела себя достаточно спокойно, только морщилась во сне, когда её передавали с одних рук на другие. Кто-то из тех, у кого были младшие братья и сëстры, начал укладывать Алю на подушку по диагонали и качать за углы.

— Ай, не так