Ухватившись двупалой лапкой за его бороду, игошка заглянула ему в лицо и отрапортовала:

— Я Батюшке Бору о вас донесла. Он звал тебя, воевода, прямо к себе. А будет, кто шутковать по дороге, так Больша́к велел его попотчевать. Чтоб неповадно было его гостей морочить.

— Спасибо, — добродушно поблагодарил помощницу дед и щекотнул её пальцем под брюшком: — Хозяйка моя велела тебе кланяться. И передать, что в нашем доме для тебя всегда найдётся уголок.

— Когда успели договориться? — пробормотала Ветка, покосившись на сестру.

— Пошли, — пресёк полковник пустопорожнюю болтовню.

И прыгнул в какую-то ему известную точку — видимо разведал, пока пропадал в межмирье.

Внучки поспешили присоединиться и оказались внутри сумеречного леса. У совсем уж необъятного дуба. Верней, под ним, где в траве маячили пять ровненьких пеньков. На одном из них сидел, поджав коленки, маленький сучок в форме рогатки. Ручки-веточки упирались в коленки и подпирали головёнку-жёлудь. Клочок сухого мха служил ему панамкой, а белое птичье пёрышко бородкой.

— Доброго тебе дня, хозяин, — поклонился в пояс Степан Степаныч, подойдя к очаровательному существу. — По здорову ли будешь?

Лёка обалдела: так, это и есть Батюшка Бор? Серьёзно? Самый древний дух и хозяин исполинских дубов вокруг — не считая всей нечисти, что нашла под ними приют. Это с ним все считаются, а самые могущественные духи колдунов боятся связываться?

Она опомнилась и поклонилась вслед за сестрой, коснувшись пальцами земли. И тут вокруг разлилось не так, чтобы громкое, но столь тяжёлое на слух гудение, что голову вжало в плечи.

— Садитесь уже, — степенно прочмокала игошка, похлопав деда по щеке. — Он рад вам.

Роль выбивавшихся из общего стиля пеньков стала ясна: мебель. Лёка чинно присела на ближайший, не спуская глаз с бесконечно опасного хозяина этого сегмента межмирья — может, вообще его центра. Не отсюда ли мировое древо, существовавшее в мифах многих народов? Между прочим, даже у индусов оно смоковница, которая гораздо больше похожа на дуб, чем на пальму.

Нестерпимое гудение продолжилось.

— Что привело вас к Батюшке? — чинно переводила Шанель для неумеющих гудеть, дудеть и квакать.

— Вражда у нас, — сурово сдвинув седые брови, объявил дед о цели визита.

Сучок кивнул, впервые пошевелившись. Кивок был медленным-медленным — будто на последнем издыхании. Неужели — подумалось Лёке — в малыше сконцентрирована такая мощь, что он еле удерживает её в себе? А она-то считала верхом магической силы умение перепрыгивать через машины. Или стрелять по воронам. Боже, какая наивность!

Дед сжато и по существу рассказал историю их обращения в приставников. Словно знал, что Батюшка Бор не выдержит долгих посиделок. Сучок сидел неподвижно. Лишь его бусинки-глазки иной раз посверкивали золотыми искрами. Когда полковник закончил доклад, гул возобновился. А игошка затараторила:

— Батюшка не любит колдунов. Те вносят разлад и покушаются на ткань межмирья. Беда будет. Большая беда-разорение. Даже Батюшка не сможет поправить то, что могут порушить неразумные колдуны.

— Ключи, — догадался Степан Степаныч. — Куда они хотят проникнуть? Или вообще решили снять преграду между навью и нашим миром живых?

— Не вашим, — огорошила его Шанель. — А тем, откуда они пришли.

— Из другого мира? — встряла Ветка и тут же скукожилась, предчувствуя кары небесные.

Те не последовали: Бор ответил на её вопрос.

— Из другого, — закивала игошка на плече деда, где внезапно объявился знакомый Лёке Моховик.

Или его собрат по цеху.

— Тока другой мир не в другом месте, а в другом времени, — перевела Шанель и тут же удивлённо выпучилась на Большака: — Батюшка, верно ли я поняла? Не напутала?

— Не напутала, — проворчал Моховик.

И Сучок-Боровичок внезапно исчез.

Моховик мячиком перепрыгнул с дедова плеча на освободившийся пенёк. Развернулся, покрутил длинным мышиным носом и объявил:

— Батюшка велел кланяться. Да повиниться за него: устал. Невмоготу ему так долго лясы точить. Заснул он. А мне повелел вам пособить. Мол, пора старой ведьме окорот дать. А то и вовсе уторкать, дабы иным неповадно было.

Лёка догадалась, что подразумевается под «уторкать» и не выдержала:

— Если это возможно, почему прежние приставники её… не уторкали?

— Оттого, — строго уведомил Моховик, — что уж больно занеслись, зачванливились. Возомнили, будто силой немеряной награждены, вот и попались, как мыши глупые.

— Гордыня до добра не доводит, — согласился полковник, покосившись на внучек: дескать, поняли?

— Человека к судьбе-судилице ведёт та дорога, которой тот от неё убегал, — нравоучительно молвил мудрый Моховик.

— Ты можешь нас предостеречь от повторения ошибки предшественников? — прямо спросил русский офицер.

— Отчего ж не мочь? — удивился Моховик. — Могу. Да и ключом одарю, что Батюшка велел вам передать.

У Лёки внутри аж загорелось: неужели, правда? Но заросший травой ушлый лесной гном её разочаровал:

— Вон, как девки твои другой ключ раздобудут, так и Батюшкин вручу.

— Одни? Без меня? — посуровел древний воин, золотые глаза которого вспыхнули огнём.

— А тебе, мил человек, там не пройти, — категорично заявил Моховик. — Уж, больно тяжёл. Земля-то тебя вишь, как к себе приковала? И огонь ей не помеха. Земного духа в тебе много: не то, что в бабах твоих. Им ветер-помогальник благоволит. Вот пускай они и потрудятся.

— Ветер-то им поможет, — недовольно проворчал старый воин. — Особенно в башке.

— А и в башке, — возразил Моховик. — Делу не помеха. Стал быть, сейчас их направишь? Или думать станешь?

— Сейчас, — взмолилась Ветка, аж подпрыгивая на заднице.

— Я помогу, — запрыгала на плече воеводы и Шанель. — Уберегу.

— Полковник, кажется, не отвертеться, — поднажала и Лёка. — У меня такое чувство, что откладывать нельзя. А всё-таки, — обратилась она к Моховику. — Как попались наши предшественники?

Тот сверкнул на неё красными глазюками и пропал.

— Идите, — не глядя на внучек, буркнул полковник.

— Я бы бегом побежала, — медовым голоском съязвила Ветка, — если бы знала куда.

— За мной, — перепрыгнула игошка на плечо Лёки. — А ты воевода, уж тут посиди, никуда не уходи.

— Думаешь, за ключом Большака может кто-то явиться? — мигом сообразил тот.

— Ты