где располагался солидный кабинет в викторианском стиле. Его стены были заставлены настоящими бумажными книгами с красивыми переплётами, а персональный компьютер и индивидуальный комплекс связи упрятаны под полированную столешницу. Правда, спальня была вполне современной, светлой и про­сторной, с широкой белой кроватью без спинок. Огромное, во всю стену окно закрывали лёгкие занавески.

— Тебе здесь нравится? — поинтересовался Лонго. — Меня ужасает вся эта громоздкая мебель. Совершенно непонятно, как он здесь живёт.

— А я в восторге! — призналась я. — Именно с такой мебелью у меня связаны приятные воспоминания. Когда-то я очень любила си­деть вечерами в таком кресле у растопленного камина, накинув на но­ги плед. И чтоб рядом обязательно стоял кофейник с горячим кофе.

— Кофе есть на кухне, но думаю, что нам лучше по-хорошему выс­паться, чем всю ночь просидеть у камина.

— Да, выспаться бы не мешало, но…

— Что «но»?

Я сама не знала, что «но», просто у меня вдруг возникла твёрдая уверенность, что спать этой ночью нам не придётся.

— Где здесь душ? — спросила я.

— Дверь в спальне, слева.

У Клайда был не просто душ, вернее, не только душ. В этом небольшом зале к тому же был бассейн, несколько тренажёров и массажный аппарат жёсткого действия. Сняв всю одежду, я засунула её в стиральную машину, и встала под контрастный душ. Примерно через пять минут кровь в теле разогналась до третей скорости, и пелена усталости упала с глаз и мозга. Я немного поплавала в бассейне, потом улеглась на массажный стол. Мне пришлось стис­нуть зубы, но за пятнадцать минут это орудие пыток привело меня в состояние полной боевой готовности. Я не слишком удивлялась своим действиям, хотя совершенно не знала, зачем всё это, но за много лет непростой и опасной работы я научилась доверять своим инстинктам.

Надев выстиранные и отглаженные джинсы, свитер и кожаную куртку, я натянула сапоги. Некоторое время с сожалением смотрела на каблуки — при случае они сильно снизят мои возможности, но выбора уже не было. В очередной раз перепроверив оба «ствола», я засунула один в кобуру, другой — за ремень и, собрав высушенные феном волосы в конский хвост, посмотрела в зеркало.

— Суперженщина. Приключения продолжаются, — усмехнулась я и, уже выходя, пробормотала: — Не помню, какая серия.

Едва я взялась за ручку двери из спальни на лестничную площадку, как услышала внизу, в гостиной голоса. Один из них был женским. Разговор вёлся на ормийском. Приоткрыв дверь, я посмотрела вниз.

Лонго и та женщина сидели в креслах у камина, друг против дру­га. Он был сильно раздражён и время от времени косился наверх, но здесь было слишком темно, чтоб он мог увидеть меня. Женщина была красива… Хотя, нет, это просто не то слово. Я никогда в жизни не видела ничего подобного. Это была маленькая, худенькая женщи­на. Её фигура была совершенно не пропорциональна по нашим меркам, но столь гармонична, что от неё нельзя было оторвать глаз. Сквозь полупрозрачное голубое платье, отделанное мерцающим синим металлом, матово просвечивало серебряное тело. У неё были узкие покатые плечи, тонкие изящные руки, маленькая грудь и осиная талия, которая пере­ходила в широкие округлые бёдра. Длинные ноги заканчивались маленькими ступнями, заключёнными в блестящую паутинку сандалий.

Крохотная головка с тяжелыми тёмно-синими волосами, уложенными в сложную причёску, гордо возвышалась на длинной красивой шее. Лицо напоминало лица древних ассирийских богинь, только огромные миндалевидные глаза сверкали фиолетовыми аметистами чистой воды. Длинные чёрные ресницы трогательно вздрагивали, когда она говорила, тонкие чёрные брови немного хмурились, широкие ноздри прямого носа чувственно раздувались, полные алые губы приоткрывали два ряда перламутровых зубов, а на вы­соких бледных скулах вспыхивал золотистый румянец.

Эта красавица была ормийкой, её окутывал благоухающий туман эротичности, она была женственна до предела, она манила и околдовывала без малейших усилий со своей стороны, и странно было видеть раз­дражение и досаду на лице мужчины, сидевшего напротив. Но Лонго, похоже, не торопился распластаться у её ног.

— Послушай, Рузаф, я не понимаю, к чему этот экскурс в прошлое, — недовольно произнёс он. — Уже полчаса ты расписываешь мне, как ты меня любила, и как я любил тебя. Но я сегодня дьявольски устал и уже через шесть часов должен буду вернуться к работе. Может, мы, наконец, перейдём к делу? Чего ты хочешь?

— Я хочу быть с тобой, — пропела она трепещущим от страсти го­лоском. — Я специально уговорила Рирма взять меня с собой на Клон­дайк, я с трудом отвязалась от охранников. Я давно всё решила. Мы убежим отсюда. Мы вернёмся на Орму, заберём твоего мальчика и будем жить вместе где-нибудь в горах.

Лонго изумлённо смотрел на неё.

— Что-что? — переспросил он. — Мы сбежим?.. Кто? Ты и я? Да ты с ума сошла, Рузаф! Возвращайся к мужу и перестань, наконец, дурить ему голову! И мне тоже!

— Торнадо! Я брошу его ради тебя! Я обязана тебе жизнью, ты спас меня, ты пробудил мою душу, ты…

— Послушай, одиннадцать лет назад ты предпочла мне Рирма. Воз­можно, он не ангел и не герой, но он твой муж. И ты прекрасно зна­ешь, как я отношусь к женщинам, которые предают своих мужей.

— Это всё условности!

— Хорошо, — сдался он, но, как оказалось, не совсем. — Но ведь я сейчас не один. Рирм не говорил тебе, что я привёз с Изумрудной женщину? Она — не условность, Рузаф. Я люблю её, и только она сейчас интересует меня.

Красавица рассмеялась, но на её длинных ресницах заблестели бриллиантами слёзы.

— Бедный мой Торнадо! — воскликнула она. — Нельзя же так обма­нывать себя! Не нужно обманывать и меня. Ведь я знаю, что я не из тех женщин, которых можно разлюбить! И ты любишь меня. Я знаю это. Я знаю это с того самого момента, когда увидела тебя впервые во Дворце Императора. У тебя были такие глаза… Я сразу поняла, что это навсегда! И не только для тебя, но и для меня. Ты сразу поразил моё сердце… — она коснулась изящной серебристой ручкой левой стороны груди.

— Ещё бы! — усмехнулся он. — Ты ведь тогда впервые увидела нор­мального мужчину. Ваш паук-император — не в счёт.

— За усмешкой ты прячешь боль! — вздохнула она.

— О, боги! — Лонго закатил глаза. — У меня сердце разрывается от этой душещипательной сцены! Она ещё думает, что