Я повесил трубку. На сегодня дела были завершены. Оставалась небезопасная вылазка в туалет, и можно отходить ко сну. Уже скоро я ёжился в потёмках под пледом, согревая себе лежанку. Одежду я решил снять, чтобы окончательно не помять рубашку. Телефон отдыхал на зарядке, но мне постоянно хотелось до него дотянуться и написать жене уже привычное «Спокойной ночи». Может, это было и неплохой идеей, написать сейчас хотя бы кратко всё то, что со мной случилось в чат, пусть пока это и не будет доставлено. Или для скорости записать аудиосообщение обо всех тех переживаниях и открытиях, случившихся со мной за последние два дня. Мне очень было нужно выговориться, поделиться тяготами и переживаниями с тем, кто сможет, наравне со мной, их оценить. До сих пор я старательно гнал негативные мысли, не давая себе размякнуть. Требовалось думать, решать и действовать, а не философствовать. Сейчас же, когда до утра от меня уже ничего не зависело, когда задачи были обдуманы и запущены в работу, из глубины на первый план поползли холодные, мерзкие, навязчивые мысли о необратимости моего положения. Как ни зарывай голову в песок, но мне предстояло самому себе признаться, что я больше никогда не увижу своих любимых дочек и жену, не вернусь в свой дом, как глава семьи, не встречусь со своими друзьями, с коллегами, с родными. Вся моя прежняя жизнь навсегда останется для меня в воспоминаниях и фотографиях, зашифрованных на жёстком диске. Снова к горлу подкатывал ком, в уголках глаз щипало, я был готов расплакаться. Обидно и больно, я не понимал почему, за что, по какой причине вся моя жизнь в одно мгновение исчезла. Как это произошло? Что я сделал не так? Мог ли я это исправить? Все эти вопросы должны были ныне остаться для меня без ответа. Сам я был готов на множество испытаний, страданий, лишений, но почему это же выпадет на долю моих близких? Как переживут мою пропажу дочки? Как жена в одиночку справится с их воспитанием, как поставит их на ноги?

Мне нестерпимо захотелось прямо сейчас их обнять, чтобы мы лежали сейчас под пыльным пледом, пусть даже в этом времени, пусть даже с туманными перспективами, но вместе. Невыносимая жалость и к себе, и к семье, почти полностью овладела мной. Я понимал иррациональность этого, понимал, что слезами и жалобами ничего не исправить, но пока был не в силах сопротивляться. Какое-то время я балансировал на тонкой грани между логикой и чувствами, но в итоге сумел собраться. До судорог сжал кулаки и веки глаз, чтобы через напряжение обрести концентрацию, это позволило отбиться от тягостных мыслей и переключиться на поиск решения, как и когда я смогу увидеть их снова хотя бы в этой реальности, если доживу. Я точно знаю, где сейчас проживает моя будущая жена, какой лицей заканчивает. При удачном стечении обстоятельств я бы мог отправиться в Саратов через год-другой, случайно с ней пересечься и просто поговорить. Пожалуй, если доживу, то вполне могу потом, представившись дальним родственником по папиной линии, как-нибудь повстречать всю свою семью, включая себя. Возможно даже, смогу сам себя предупредить не совершать злополучную поездку в Казань. Хотя у меня нет доказательств, что происходящее со мной напрямую связано с командировкой, но попробовать стоило.

Постепенно снова стал мыслить конструктивно. Всплывали вопросы: «Что ещё я смогу сделать?», «Как это лучше сделать?», «О чём ещё предупредить?», «Какие меры продумать, чтобы планы осуществились?». Я будто уже принял свою судьбу, принёс себя в жертву будущему, которое можно было сделать лучше. Мысли понеслись галопом, свернулись вихрем и в какой-то миг разлетелись по сторонам — я уснул.

Сознание ко мне вернулось очень пугающе и внезапно. Я словно очнулся внутри собственного тела, которое стало прозрачной оболочкой, я чувствовал свои закрытые веки, но почему-то мог видеть сквозь них и водить глазами. Попытка пошевелиться окончилась неудачей, и несколько секунд я пытался осознать происходящее. Я видел освещённый дневным матовым светом потолок, чувствовал, как лежу на спине на кровати с вытянутыми вдоль тела руками. Рядом пошевелилась жена и произнесла:

— Спокойнее, папа спит.

Это всё было похоже на мой прошлый сон, только сейчас я точно понимал, что не сплю. Присутствовала ясность сознания, ощущения от тела, которое непонятным образом мне не подчинялось. Оно было будто придавлено надетым сверху жёстким и тяжёлым прозрачным колпаком. Я изо всех сил пытаюсь сдвинуться или подняться, но ничего не получается. Я вожу взглядом под закрытыми веками, пытаясь осмотреться, замечаю краем глаза слева возле окна дочек, они что-то рассматривают. Старшая поворачивается ко мне и всматривается. У меня не получается ни моргнуть, ни шевельнуться. Она, словно чувствуя это, произносит:

— Нет, папа не спит, он проснулся и просто нас обманывает.

Младшая тоже поворачивается и плаксивым голосом выдавливает из себя:

— Ну, па-а-па, хватит нас обманывать, просыпайся уже.

Я хочу что-нибудь сказать, но и губы меня не слушаются, они также находятся под непонятной жёсткой коркой и не размыкаются. Меня охватывает настоящая паника, если бы не обездвиженность, я бы уже бился как припадочный, но ничего этого в реальности не происходит. Я набираю полные лёгкие воздуха, намереваясь панически заорать, как вдруг чувствую спиной открывшуюся дыру, которая начинает меня засасывать внутрь кровати. Я пытаюсь закричать, но вместо этого слышу собственный сдавленный стон сквозь сомкнутые губы, и меня мгновенно высасывает неведомая сила из тела-оболочки через дыру в какой-то чёрный вакуум.

Спустя миг я открываю глаза на полу между раздвинувшимися стульями, сердце готово разорваться от страха. Я ясно осознаю, что наяву слышал только что свой собственный стон, что я махал руками, чувствуя боль от ударов и от ушиба в грудном отделе позвоночника. Я больше минуты не могу успокоиться, ноги и руки меня не слушаются, меня всего трясёт, но продолжаю лежать на прохладном полу до успокоения.

Медленно, с отвращением я раздвигаю стулья, освобождая ноги, и поднимаясь. Сознание работает неохотно, трезвость мышления отсутствует. Сквозь тусклый свет окна я оглядываю сумрачный кабинет, едва соображая, где нахожусь. По положению стульев, служивших мне кроватью, понятно, как два первых под головой и поясницей отодвинулись от трёх остальных, образовалась дырка, в которую я сполз, а скорее даже «вытек», по счастью не ударившись затылком. Трясущимися руками сдвинул стулья вплотную к шкафу, чтобы им теперь некуда было отодвигаться, наспех застелил свою лежанку и забрался обратно под