Шрифт:
Закладка:
После года боев, одержав свыше десятка крупных побед на полях сражений, британцы обрели юрисдикцию над каждым клочком афганской земли – но не более того. В стране попросту не было мирного населения. Любой пастух или крестьянин прятал в хижине ружье; любая женщина брала нож, чтобы прирезать раненого фаранга; любой ребенок был готов метнуть камень в иностранца; любой старик натравливал односельчан на кафиров. К тому же афганцы часто нападали ночью, били в спину, нарушали договоренности и использовали всяческие ухищрения, дабы обмануть неприятеля.
«Баллада о Западе и Востоке» (1889) Киплинга открывается следующим четверостишием:
О, Запад есть Запад, Восток есть Восток, и с мест они не сойдут,
Пока не предстанет Небо с Землей на Страшный Господень Суд.
Но нет Востока, и Запада нет, что племя, родина, род,
Если сильный с сильным лицом к лицу у края земли встает?
Первые две строки часто цитируют, последние – как правило, забывают. Уроженец Бомбея и «певец колониализма», Киплинг много лет провел в Британской Индии. Всю жизнь он балансировал на границе двух миров – восточного и западного, пытаясь найти точки соприкосновения между ними. Однако Киплинг не мог не знать, что на Западе и Востоке многие слова – например сила – наполнены разным смыслом.
Понимание войны тоже кардинально различается. На Западе оно подразумевает некие маневры, стратегию и тактику, а также категорию военного преступления. Резня гражданского населения, непричастного к бунтам и партизанскому движению, не входит в категорию боевых действий. Того, кто уничтожает мирных жителей без разбора, называют мясником, убийцей либо карателем. На Востоке же все, что делается во время войны, и есть война. Тот, кто проливает больше всех крови, покрывает себя не позором, а неувядаемой славой; его восхваляют как отважного и доблестного воина. Вот ответ на вопрос, почему афганцы до сих пор гордятся истреблением колонны Элфинстоуна, разгромом британского посольства в Кабуле, убийствами дипломатов и прочими эпизодами англо-афганских и многих других войн – в то время как на Западе кичиться подобными деяниями не только неприемлемо, но и попросту стыдно.
Все это не означало, что афганцы несокрушимы, – напротив, англичане их регулярно громили. Великобритания побеждала в битвах, но не в войне – которая превратилась в «черную дыру» и жадно поглощала индийские деньги и ресурсы. Конца этому не было видно. Колониальные администраторы в Калькутте предложили разделить Афганистан на провинции и раздать их родственникам Якуб-хана. Затем англичане могли спокойно уйти, оставив после себя гражданскую войну, – в которой увязнут русские, если вторгнутся в Афганистан.
Впрочем, 27 июля 1880 г. афганцы наконец-то одержали важную для себя победу. Мухаммед Аюб-хан – один из сыновей Шир-Али[546] – разбил бригадного генерала Джорджа Берроуза близ деревни Майванд, к западу от Кандагара. В Великобритании Майванд стал синонимом афганской жестокости. Помимо того, он увековечен Артуром Конан Дойлем как сражение, где был ранен Джон Ватсон – друг и компаньон детектива Шерлока Холмса.
Оба персонажа впервые появляются в повести «Этюд в багровых тонах» (1887). Рассказывая о Второй англо-афганской войне, доктор Ватсон вспоминает: «Многим эта кампания принесла почести и повышения, мне же не досталось ничего, кроме неудач и несчастья. Я был переведен в Беркширский полк, с которым я участвовал в роковом сражении при Майванде. Ружейная пуля угодила мне в плечо, разбила кость и задела подключичную артерию. Вероятнее всего я попал бы в руки беспощадных гази,[547] если бы не преданность и мужество моего ординарца Мюррея, который перекинул меня через спину вьючной лошади и ухитрился благополучно доставить в расположение английских частей».[548]
Потом доктор Ватсон вернулся в Англию и перебрался в Лондон, где познакомился с Шерлоком Холмсом и поселился с ним в доме 221б на Бейкер-стрит.
В Афганистане, как и следовало ожидать, битва при Майванде превратилась в символ национальной гордости. По легенде, в пылу сечи, когда афганцы дрогнули, девушка по имени Малалай схватила окровавленное знамя и упрекнула мужчин в трусости. Ее сразила вражеская пуля, но воодушевленные воины опрокинули фарангов. Малалай стала народной героиней – афганской Жанной д’Арк.[549]
Впрочем, триумф Аюб-хана меркнет, если знать, что Фредерик Робертс, едва услышав о схватке, примчался из Кабула, рассеял афганскую армию и взял Кандагар. Иными словами, победа при Майванде была частью более крупной битвы, в которой афганцы потерпели поражение. С другой стороны, и Майванд, и Кандагар являлись актами грандиозной драмы – Второй англо-афганской войны, и трудно сказать, кто ее выиграл. Аюб заслужил пылкое восхищение соотечественников, но не оставил дальнейшего следа в истории – ибо, пока он упивался славой, в Кабул вошел его двоюродный брат Абдур-Рахман. Этот человек – который вскоре получит прозвище «железный эмир», – покинул Афганистан еще в 1860-х гг. Как только началась война, он вернулся.
Глава 7
Железный эмир
Говори с людьми в соответствии с их разумом.
Саади Ширази
В XVIII в., когда Афганистан получил свое нынешнее название, он был не государством и даже не страной, а территорией со странными и спорными границами. Его обитатели принадлежали к различным этническим группам и были разделены на враждующие кланы и племена. Афганцы исповедовали ислам и вели схожий образ жизни, но больше их ничего не объединяло. Эмир являлся верховным вождем племенной конфедерации и почти не влиял на быт и повседневность населения. Он правил номинально – зная, что на местах господствуют локальные лидеры. Конкурирующие вожди постоянно боролись между собой, но итоги этих конфликтов не имели значения для большинства афганцев: вне зависимости от того, кто выиграл или проиграл, их жизнь текла по-прежнему. Иногда появлялись действительно сильные эмиры (например Ахмад-шах Дуррани) – и они начинали масштабные военные кампании по расширению своих владений.
Британцы изменили правила игры. Когда они вторглись в страну, афганцы впервые столкнулись с мощной европейской империей. Они могли дружелюбно взаимодействовать с фарангами как частные лица – но не как носители совершенно иной культуры и принципиально другого менталитета. Англичане влились в Афганистан, словно масло – в кувшин с водой. Им не удалось ни смешаться с местными жителями, ни привить им собственные привычки и ценности. Афганское сопротивление отражало не политику эмиров, а реакцию народа на присутствие чужаков. Именно тогда афганцы осознали, что у них есть кое-что общее: они – не британцы.
После окончания Первой англо-афганской войны и ухода британцев административная парадигма афганских правителей изменилась. Эмиры оставили свои попытки создать империю и принялись покорять земли, которыми формально владели. В этом плане особенно преуспели Дост Мухаммед и его сыновья. К 1879 г. у Афганистана были определенные границы и столица – Кабул. Отныне Кандагар, Герат и Мазари-Шариф не являлись центрами силы, где царили соперники монарха, претендовавшие на престол. Объединение страны встревожило британцев и спровоцировало Вторую англо-афганскую войну – но, свергнув эмира в Кабуле, фаранги опять высвободили буйную энергию племен. И снова британцы собирались уйти – но не потому, что потерпели поражение в битве, а потому, что не могли управлять афганцами. Теперь фаранги искали надежного и авторитетного человека, готового к сотрудничеству.
В феврале 1880 г. в Афганистане объявился именно такой человек – Абдур-Рахман, племянник Шир-Али. Потерпев неудачу в борьбе за власть в 1860-х гг., он выжидал около 20 лет и вернулся из ссылки, когда страна была раздроблена, оккупирована и залита кровью. 20 июля 1880 г. Абдур-Рахман, заручившись согласием ряда сардаров, провозгласил себя эмиром на совете племен в Чарикаре. Новый монарх понимал, что укрепления границ и восстановления главенства Кабула будет недостаточно. Ему требовалось сформировать правительство, способное контролировать все население. Но как можно диктовать свою волю людям, которые уважают не государственную власть и закон, а нормы шариата,
