горевал, запершись в личных покоях. Между тем в Кабул доставили новое письмо из Калькутты – Литтон велел Шир-Али немедленно подготовиться к приему британской миссии. Разгневанный монарх приказал не впускать фарангов в страну. Когда дипломаты прибыли к афганской границе, гарнизон форта просто не открыл им ворота. «Если бы в прошлом я не знал некоторых из вас как друзей, я бы пристрелил вас прямо сейчас», – заявил командир гарнизона. Обиженные англичане вернулись в Индию. Литтон написал эмиру истерическое письмо с требованием извиниться и долго ждал реакции Кабула. Ответом ему была оглушительная тишина. Тогда вице-король начал собирать войско для вторжения в Афганистан.

Из Первой англо-афганской войны британцы извлекли урок: одной армии недостаточно. На этот раз они сформировали три армии общей численностью 75 тыс. человек – и размер каждой из них примерно равнялся размеру войска, отправленного в Афганистан 40 лет назад. Шир-Али запаниковал – русские пришли, англичане пришли, его наследник скончался, и ему не на кого было положиться. Загнанный в угол, эмир решил добиться аудиенции у Александра II и попросить о помощи. Он выпустил Якуба из тюрьмы и доверил ему управление страной, а сам двинулся на север – где, по слухам, находился царь. Тем временем британцы уже подступили к Хайберскому проходу, перевалу Болан и долине Куррам. Афганцы заблокировали все три коридора в страну, но не могли удерживать их долго.

Русские помешали Шир-Али пересечь Амударью. По политическим причинам – гораздо более существенным, чем судьба Афганистана – Александр II не хотел открыто конфликтовать с Великобританией. Царь проигнорировал мольбы эмира – и тогда Шир-Али просто сдался. Он слег с лихорадкой, не притрагивался к еде и питью. Его нога была ранена во время путешествия, но монарх отказывался от лечения, даже когда началась гангрена. Через несколько недель – 21 февраля 1879 г. – 54-летний Шир-Али скончался.[542] К тому времени британцы уже прорвали оборону, заняли Джелалабад и Кандагар – и стояли под Кабулом.

Поначалу англичане не встречали особого сопротивления. Разбив несколько пуштунских отрядов, они спокойно продвигались вглубь страны – но недовольство местного населения нарастало. Один из актов подлинной трагедии разыгрался возле Малакандского прохода, где афганцы схлестнулись с индийскими рекрутами и британцами. Среди них был 22-летний субалтерн-офицер[543] кавалерии, отпрыск аристократического рода Мальборо – Уинстон Леонард Спенсер Черчилль. Вторая англо-афганская война (1878–1890) стала боевым крещением для главного британского политика XX в. Впоследствии Черчилль участвовал во многих кампаниях – включая две мировые войны, – но именно Афганистан произвел на него колоссальное впечатление. Письма, которые юноша слал домой с фронта, опубликовала газета «Daily Telegraph». В 1898 г. свет увидела первая книга Черчилля – «История Малакандской действующей армии. Эпизод пограничной войны». В дальнейшем он написал «Войну на реке» (о суданской кампании 1880-х гг.), «Историю англоязычных народов» и еще несколько книг, был удостоен Нобелевской премии по литературе за шеститомный сборник мемуаров «Вторая мировая война» (1953). Но свой первый серьезный литературный и военный опыт «железный Винни» приобрел в Малаканде – опасном горном краю на границе нынешних Афганистана и Пакистана (в конце XIX в. он лежал между Афганистаном и Британской Индией).

За полтора месяца молодой человек стал свидетелем многочисленных зверств, которых не ожидал увидеть, – и потому, повествуя о боевых действиях, не стеснялся в выражениях. Черчилль называл афганцев «дикарями», «варварами» и «выродившейся расой», живущей «на задворках человечества». Сам конфликт он характеризовал кратко: «Цивилизация стоит лицом к лицу с воинствующим мухаммеданством». Муллы и прочие «талиб уль-ильм»[544] – предтеча «Талибана»* – питали фанатизм пуштунов, держа их в «клещах жалких суеверий» и отвращая от какого бы то ни было развития. Черчилль обвинял этот «пестрый сброд убогих святош» в плачевном состоянии страны и невыносимых условиях жизни самих афганцев – свирепых и нечистоплотных. Их нравы и традиции внушали викторианскому юноше глубокое омерзение; некоторые он находил столь ужасными, что об этом «просто невозможно писать». Впрочем, офицер не сочувствовал афганцам – по его мнению, все дикари заслуживают того, что получают. Жестокость, порочность, вероломство, склонность к предательству, насилие над женщинами, нежелание трудиться, непрерывные междоусобицы в афганском обществе – все это Черчилль подметил еще на закате XIX в. Уже в XX–XXI вв. – в эпоху Новейшего времени – его слова подтвердят советские и американские солдаты.

«Туземец пытает раненых и калечит мертвых. Они никогда не щадят человека, попавшего в их руки», – писал Черчилль. Он внимательно наблюдал за тем, что творилось вокруг, жадно впитывая все увиденное и услышанное, – даже предсмертные стоны раненых, брошенных в ущелье при отступлении. Когда на горы опускалась темнота, из окрестных деревень выходили афганские женщины и кривыми ножами дорезали тех, кто не мог уползти и лежал на поле битвы, ожидая неминуемой расправы. По ночам их душераздирающие крики доносились до британского лагеря. Подобные случаи были известны еще со времен Первой англо-афганской войны. У Киплинга есть стихотворение «Молодой британский солдат» (1896), написанное в виде советов новобранцам (не трусить, не дезертировать, носить пробковый шлем во избежание солнечного удара и т. д.), – и там, помимо всего прочего, содержится рекомендация:

Коль ты ранен и брошен в афганской степи,

Коль их бабы придут, чтоб таких вас добить –

Дотянись до ружья, себе выбей мозги,

И отправишься в рай ты солдатский.

Впрочем, Черчилль не стремился изобразить англичан и индийцев «хорошими парнями». «Мы действовали систематически, деревня за деревней, мы разрушали дома, засыпали колодцы, разрушали башни, вырубали большие тенистые деревья, сжигали посевы и разрушали водохранилища в карательном опустошении», – писал он. Особенно усердствовали сикхи – заклятые враги пуштунов: Черчилль вспоминал, как однажды они засунули пленного афганца в печь – постепенно, чтобы несчастный подольше мучился. Вообще пуштуны дорого заплатили за свое неповиновение. Если британцы потеряли всего 282 человек убитыми и приблизительно 1200 ранеными, то афганцев никто не считал – но, по некоторым оценкам, их потери достигали 10 тыс. человек.

Малаканд стал краеугольным камнем в карьере и привычках Черчилля. Здесь он прослыл храбрецом, снискал уважение прочих офицеров, собрал материал для своей первой (и успешной) книги и даже пристрастился к виски. В отличие от многих сослуживцев, «железный Винни» совершенно не пострадал – хотя не раз участвовал в «лихих сечах» и неоднократно попадал под обстрел, а иногда пуштуны, истратив патроны, забрасывали будущего премьер-министра Великобритании камнями. Если бы Черчилль погиб и упокоился в безымянной могиле, то история XX века сложилась бы иначе – и сейчас наш мир был бы другим. Кроме того, «железный Винни» – имперец до мозга костей, гордившийся своим знатным происхождением, белым цветом кожи и британским подданством, – озвучил ключевую мысль, которая пронизывает прошлое и настоящее Афганистана: иностранцы считают афганцев варварами, а афганцы считают чужеземцев (особенно западных людей) захватчиками и карателями.

Помимо вышеупомянутого «Молодого британского солдата» в творческом наследии Киплинга имеется стихотворение «Брод на реке Кабул» (1890). Оно увековечило еще один драматический эпизод Второй англо-афганской войны, известный как «катастрофа 10-го гусарского полка». Это подразделение с долгой и славной историей удостоилось чести первым из всех британских войск ступить на афганскую землю осенью 1878 г. Спустя полгода в стране уже разгоралась партизанская война. Гусары были расквартированы в Джелалабаде, и генерал-лейтенант Сэмюэль Браун отправил три отряда, чтобы обезвредить Абдуллу Асматулла-хана – вождя гильзаев, который активно сопротивлялся британцам и в кратчайшие сроки успел обзавестись 1500 последователей.

Согласно плану, первый отряд должен был форсировать реку Кабул к востоку от Джелалабада и ударить в районе Лагмана. Второй отряд направился на запад, дабы отрезать бунтовщиков от Лагмана. Третьему отряду надлежало разогнать мятежное племя хугиани возле деревни Фатехабад, расположенной в современной афганской провинции Нангархар. Вечером 31 марта 1879 г. пехота и горная батарея выдвинулись из лагеря за полчаса до кавалерии, чтобы быстро промаршировать в тыл врага. Конница вышла в 21:30 (по другим данным – в 22:00) и повернула на восток – к броду на реке Кабул, которую следовало пересечь.

Броды отмечаются вешками, но здесь их не выставили по просьбе местных жителей – они утверждали, что неразмеченный брод затруднит нападения горных племен. Впрочем, переправа обещала быть безопасной. Кабульский брод состоял из двух