Он продолжает свое странствие. Из заброшенной психлечебницы в город. Когда-то он спал на улице, под мостом у канала и в подземном переходе возле старого торгового центра.

Оба места до сих пор популярны. Ранний вечер, и он видит разостланные спальные мешки и громоздящиеся картонные коробки. Тут произошло и много плохого. Какой-то старый пьяница попытался его обокрасть, и ему пришлось защищать свое имущество. Он помнит, как тело пьяницы плыло по каналу, прежде чем водоросли и мусор в карманах потянули его на дно и тело скрылось в грязной воде.

Он идет на Маркет-сквер. Она битком набита людьми. В летние месяцы площадь превращается в «пляж». На грязноватом песке возле большого мелкого бассейна в центре города располагаются семьи, делающие вид, что они находятся на берегу моря. Тут есть бар, аттракционы и лотки, торгующие едой и напитками. Теплое пиво в пластиковых стаканчиках. Анемичные тельца запихиваются жирными бургерами с жареным луком.

Он стоит с краю от толпы, не подходя слишком близко. Так много шума, так много людей, огней. Он вдыхает запах попкорна, пончиков и хот-догов, и бурчащий живот напоминает ему о том, что он не ел со вчерашнего дня. Дети кричат и смеются на аттракционах.

Он чувствует, как в сердце нарастает старая тоска. Ребенком он никогда не ходил на ярмарки, никогда не испытывал головокружительного вращения каруселей и не пробовал вкуса липкой сахарной ваты. Мама считала подобные удовольствия греховными. Даже прежде, чем он оказался на улице, еда часто бывала скудной или испорченной, а день, когда удавалось избежать избиения, считался «подарком».

Только сбежав из дома, он понял, что его жизнь отличалась от жизни других детей. Иногда он наблюдал за тем, как они вприпрыжку бегут мимо, улыбаясь, держась за руки с родителями, которые их целовали и обнимали, приглаживали им волосы. Он тем временем ютился в картонной коробке, стараясь укрыться от любопытных глаз, чтобы никто не начал выяснять, почему маленький мальчик спит на улице.

Он настораживается, внезапно заметив, что одна из мамаш подозрительно наблюдает за ним, держа в руке телефон. До него доходит, как он, должно быть, выглядит. Сутулый парень в одежде из секонд-хенда, чистый, но не особо ухоженный, пристально смотрит на детей. Он вспыхивает. Он не назвал бы себя хорошим человеком, но он однозначно не такой. Что еще более важно, он не может допустить, чтобы женщина вызвала полицию. Он не может вернуться в тюрьму. Ему многое необходимо сделать.

Он торопливо уходит, подгоняя себя, и идет все дальше, хотя день уже начинает тяжелым грузом давить ему на плечи. Он голоден и хочет пить, но у него в карманах нет ничего, кроме мелочи. К счастью, там, куда он направляется, эта проблема должна разрешиться.

Звуки ярмарки постепенно отдаляются и стихают у него за спиной. Ноги ведут его прочь от центра по более узким и темным улочкам, застроенным стоящими вплотную друг к другу стандартными жилыми домами. Переполненные мусорные баки, лай собак, низкочастотный рев из динамиков. В воздухе висят запах марихуаны и угроза насилия. Некоторые вещи не меняются. Наконец он на месте. Поднимает голову.

Большое кирпичное здание, потемневшее от городской грязи, витражные окна защищены тяжелыми железными решетками, шпиль устремляется в серое вечернее небо.

Церковь Святой Анны.

Двери открыты, свет падает на дорожку. Несколько бездомных крутятся рядом, курят. На воротах виднеется сделанная от руки надпись:

В понедельник вечером – бесплатная кухня. Ешьте, пейте, побудьте/помолитесь немного.

Он улыбается, шагает по дорожке и входит в открытые двери.

В ярко освещенной церкви тепло. От вкусного запаха еды в животе снова бурчит. Еда – это здорово, но его сюда привел не только голод. Он жадно обшаривает взглядом церковь. Четверо волонтеров в фартуках стоят за длинным столом на козлах, накладывая в миски жаркое и карри из больших металлических кастрюль. Где она? Он видит, как из глубины церкви появляется фигура в темном костюме с белым воротничком священника.

Фигура подходит к нему и улыбается, демонстрируя ослепительно-белые зубы.

– Привет. Могу я вам чем-то помочь?

Он молча смотрит на плотного чернокожего викария.

– Кто вы?

– Я преподобный Брэдли. – Священник протягивает ему руку. – И я рад приветствовать вас в нашей церкви.

– Нет. – Он качает головой. Это неправильно. Он не так себе это представлял. Не так все планировал. – Где другой викарий? Женщина.

– Боюсь, что она уехала.

– Куда уехала?

Он не в силах сдерживать отчаяние в голосе.

Викарий хмурится:

– Я не знаю.

Он лжет. Толстый черный викарий лжет.

Он знает, где она. Просто не хочет ему говорить.

Священник все еще протягивает ему руку.

– Вы в порядке?

Он с трудом подавляет гнев и пожимает лжецу руку. Она большая и на удивление мягкая.

– Да. Просто я устал и проголодался.

– Почему бы вам не поесть у нас? Я особенно рекомендовал бы куриный карри.

Он натянуто улыбается и покорно кивает:

– Спасибо.

Он становится в очередь и получает свою порцию еды. Присев с миской на краю скамьи, он начинает вилкой отправлять карри в рот. Еда пахнет изумительно, но он почти не чувствует вкуса. Он думает о том, что ему придется прийти сюда позже, когда лжец останется один. Тогда он заставит его все рассказать. Священник крупный, но слабый. Это не займет много времени.

Он спохватывается и качает головой. Нет. Он не должен делать больно священнику. Он изменился. Он уже не такой, как прежде. Уметь управлять гневом – это не слабость. Это проявление силы.

Но ему нужно ее найти.

Тогда сделай ему больно самую малость. Не больше, чем необходимо.

Не больше, чем необходимо. Он размышляет. Уметь управлять гневом – это не слабость. Возможно, у него получится. Он улыбается. Хорошо.

И попытайся не получать от этого удовольствие.

Она съежилась в подвале, в темноте.

У нее над головой слышны мамины шаги. Громко играют религиозные гимны. Это ее наказание за богохульство в воскресенье. Во всяком случае, так сказала мама. На самом деле это всего лишь очередная манипуляция. Похвалить одного ребенка, наказать второго. Во всяком случае, теперь, когда стали старше (и больше), они избавлены от самого ужасного наказания. От колодца. Их опускали вниз. Они проводили там по многу часов подряд.