редким исключением ушли. А в Киеве, наплевав на эти самые соглашения, принялись за старое. Теперь мы снова в огненном кольце, а ваши политиканы только сотрясают воздух.

— Все так, — согласился Найденов. — Но Россия Донбасс в беде не оставит.

— Хотелось бы верить, — встал на ноги Бес. — Ладно, пойдем, майское солнце коварное. Сгорим на хрен.

Натянули тельняшки с куртками, направились к выходному люку.

В начале июня погиб Оса.

Как обычно, выехав на позиции, ночью они с Найденовым отправились на свободную охоту. Выбравшись за бруствер, доползли до ничейной полосы и укрылись в старом оплывшем окопе. Год назад здесь была линия обороны подразделений АТО, отошедших после ударов донецкого ополчения за развалины поселка.

Стали наблюдать в оптику украинскую передовую, а спустя полчаса оттуда понеслись мины, ставшие кучно рваться вокруг окопа. Максима, швырнув на дно, оглушило, а когда пришел в себя, вокруг было тихо.

— Федя, ты живой? — прошептал он напарнику, приткнувшемуся к стенке. Тот молчал, потеребил за плечо. Оса сполз на бок, был мертв. Из шеи, развороченной осколком, наплывала кровь, рядом валялась покореженная винтовка. Сняв с тела разгрузку с запасными магазинами, Максим перевалил тело через заднюю кромку. Прихватил свою СВД и тоже выбрался из окопа.

Сразу за окопом начиналась неглубокая промоина, и Максим пополз, волоча за собой убитого товарища. Через минуту за спиной ударил пулемет. Над головой низко пронеслись трассеры, со стороны ополченцев заработал второй. Началась перестрелка.

А Максим, хрипя и задыхаясь, полз вперед. В голове шумело, глаза заливал соленый пот, на зубах противно хрустел песок. Последнее, что запомнил, — тупой удар в плечо и чьи-то руки, втащившие в траншею.

Очнулся на операционном столе, после того, как из него извлекли пулю. На каталке раненого отвезли в палату. Там на койках лежали трое, он стал четвертым. Больница была самой обычной. Госпиталей в Донецке не было, военных лечили вместе с гражданскими. Ранение у Максима оказалось средней тяжести, пуля ударила на излете. Через пару недель врачи обещали поставить на ноги.

На третий день его навестили Бес с Хазаром, принесли пакет с гостинцами: солидным куском сала домашнего посола, яблоками и орехами.

— Как дела? — Командиры, подвинув стулья, уселись рядом с койкой.

— Нормально. Осу похоронили?

— Да. На Моспинском кладбище. Он родом из Славянска, а там укропы. Так что пришлось здесь.

— У него кто-то остался?

— Жена и ребенок, но связи с родней нет.

Немного помолчали, без слов отдавая дань уважения погибшему бойцу, а потом Бес спросил:

— Вы себя никак не демаскировали?

— Обижаешь, командир. До позиции добрались тихо. Начали наблюдение, а через полчаса прилетело.

— М-да. — Бес переглянулся с Хазаром. — Скорее всего, вас подловили тепловизором. Слышал про такой?

— Типа прибор ночного видения?

— Он. Но последнего поколения. Фиксирует инфракрасное излучение цели, создавая картинку разницы температур.

— Такие были у «киборгов», оборонявших аэропорт, — добавил Хазар. — Я видел один, когда мы уже освободили территорию аэропорта. Пленные рассказали, что их украинским воякам поставили американцы.

— Да, эта погань активно помогает укропам, — хмыкнул старший лейтенант. — Ну ладно, выздоравливай, — сказал на прощание. — Ждем тебя.

Они пожали Максиму руку на прощание, вышли, тихо прикрыв дверь. В коридоре еще простучали шаги и стихли.

Раздернув здоровой рукой пакет, Максим оделил соседей по палате гостинцами и сам с удовольствием захрустел яблоком, как-никак витамины. Вскоре ему разрешили гулять на свежем воздухе, и, запахнувшись в больничный халат, он часами бродил по аллеям больничного парка.

В один из таких дней, сидя на скамейке под цветущим каштаном, Максим позвонил в Балашиху Анзору. В разговоре приятель сообщил, что его вызывали в полицию и допрашивали по факту убийства Кабана.

— И еще, — добавил ветеран-афганец, — в начале апреля вызывали снова. Теперь — к городскому прокурору. Тот сильно интересовался, где ты можешь быть, и не знаю ли я адрес.

— М-да, — чуть помолчал Максим, — в таком случае, думаю, мне нужно здесь задержаться.

— И я так думаю, — ответил далекий голос. — Как у тебя с деньгами? Могу подкинуть.

— Не стоит, с этим все нормально.

— Ну, тогда на связи. Буду держать в курсе.

Когда абонент отключился, Максим достал из халата пачку сигарет и закурил. Научился в окопах. Табачный дым успокаивал и расслаблял.

— Ладно, Бог не выдаст, свинья не съест, — сказал он задумчиво, глубоко затянулся и стал слушать чириканье воробьев среди молодых листьев.

В госпитале с ним случилась короткая любовь. Раз в три дня ему делала перевязки кареглазая медсестра с тонкой талией и высокой грудью лет на пять старше, как думал Максим. Оксана в очередь с другими сестрами отделения дежурила ночами. Как-то ночью Найденову не спалось, он вышел в пустой коридор отделения, присел на кушетку рядом с сестринским постом. Оксана вышла из процедурной, увидела Макса, остановилась рядом, а потом взяла за руку, молча потянула в процедурную.

Там, заперев дверь, угостила медицинским спиртом и, обняв руками за шею, прижалась всем телом, приникла к его губам. От жаркого поцелуя у Максима закружилась голова, в жилах заиграла кровь. Он не помнил, как раздевались, торопясь и путаясь в одежде, немного успокоился, когда уже лежали на кушетке оба голые, занимались любовью… Это продолжалось каждое ночное дежурство Оксаны, утехам предавались со всей силой молодой страсти.

Максима в конце мая выписали, и он зашел к Оксане проститься с надеждой, что они договорятся о встрече, о том, что их отношения будут продолжаться и, возможно, сделаются чем-то большим, чем ночные свидания. Молодая женщина огорошила его:

— Зачем? Мы подарили немного тепла друг другу, и это было чудесно, но продолжать тут нечего, к тому же я замужем. — И она рассмеялась, увидев ошарашенное лицо Максима.

Максим и правда был ошарашен. Он второй раз столкнулся с женским коварством. Сначала Лика, променявшая его на кого-то другого, теперь Оксана — наставлявшая супругу рога.

«Вот так и открывай им душу», — думал Макс, покидая больницу.

По дороге он решил заехать на вещевой рынок купить новый камуфляж. Старый выстирали и заштопали, но от лазания по окопам он имел неприглядный вид. Первый армейский корпус Министерства обороны ДНР, куда свели ополчение, обеспечивал бойцов оружием, продовольствием и медицинской помощью. Обмундирование и прочее приходилось покупать за свой счет.

Для этого всем выплачивалось денежное содержание. У Найденова оно было сержантским и с «боевыми» составляло девятнадцать тысяч рублей. Из вещевых рынков он знал только Калининский, потому что бывал там с ребятами, поэтому, сев на маршрутку, направился именно туда.

На рынке было многолюдно, и продавалось там все, начиная от сельхозпродуктов и заканчивая всевозможными промышленными товарами. Товары главным образом