Шрифт:
Закладка:
— Понятно… — протянула я, испытывая одновременно облегчение и разочарование.
— Но, знаешь, вот есть какая закавыка, — вдруг произнес Илья, и я тут же напряглась:
— Что?
— Калмыкова всегда работала в одной и той же операционной бригаде, ну так у них в клинике заведено, и вот что странно… За последние три года из этой бригады в живых остались только Инна Калмыкова и операционная сестра.
— Как… это? — выдохнула я, чувствуя, как по спине бежит холодок.
— А вот черт его знает. Но за три года в разное время и при разных обстоятельствах умерли все, от хирурга до сестры-анестезистки.
— Смерти криминальные?
— Ну это я не выяснял.
— Понятно… спасибо, Илья. Хотя… ты случайно не знаешь, как фамилия операционной сестры?
— Случайно знаю, — усмехнулся Илья. — Ларичева ее фамилия. Ларичева Софья Леонидовна.
Я выронила телефон от неожиданности и, когда подняла, услышала:
— Ты там что, в обморок упала?
— Нет… просто… — я уже собралась сказать о смерти Ларичевой, но поймала взгляд мужа и увидела, как он отрицательно мотает головой и прикладывает палец к губам. — Оступилась, уронила телефон. Спасибо, Илья, я узнала все, что хотела.
Положив трубку на стол, я пробормотала:
— А вот это вообще неудачное стечение обстоятельств, если честно… или…
— Или, ты думаешь, Калмыкова с этим тоже как-то связана? — Матвей вернулся за стол, машинально поправил компьютерную мышь и стакан с карандашами.
— Не думаю… но… все-таки надо следователю об этом сказать.
— Как попала в клинику Ларичева? — вдруг спросил Матвей.
— Скорее всего, как все — приехала, прошла осмотр, заплатила деньги и пошла на операцию. Надо как-то выяснить, общались ли они с Калмыковой. Ну не могла же Инна не знать, что ее бывшая коллега тут лежит, это невозможно — обходы…
— Ты забываешь, что анестезиологи на обходы не ходят, — сказал Матвей. — А на операции Ларичевой анестезиологом был Маликов.
— Но фамилия-то все равно мелькала, — уперлась я.
— Вот назови мне хоть одну фамилию из тех, что прозвучали на обходе вчера, — предложил Матвей, и, едва я открыла рот, признал: — Согласен… Ты можешь назвать и те, что звучали месяц назад. Но ты слышишь их ежедневно, ты подписываешь документы, разбираешь операции. А Калмыкова могла и не знать. Не понимаю только, почему тебе это важно.
— Ты ведь слышал — так или иначе, но все, кто работал в одной бригаде с Калмыковой, мертвы. А теперь она осталась одна. Последняя. И это как-то здорово смахивает на месть, ты не находишь?
— Деля… — Матвей закрыл лицо рукой и покачал головой. — Я понимаю, что ты волнуешься, но куда тебя все время сегодня заносит, а? Какая месть, за что?
— Ну, например, за неудачную операцию.
— Мне стоит внимательнее относиться к тому, что ты читаешь на ночь. — Мажаров подошел ко мне, взял за плечи и легонько встряхнул: — Аделина, возьми себя в руки. Пусть всем этим занимается следователь, он сюда за этим и явился. А ты займись-ка своими делами, а? И мне на операцию пора.
— Да, конечно… — пробормотала я.
Матвей ушел, а я быстро вернулась к себе в кабинет, где уже закончили свою беседу Невзоров и Авдеев. Игорь молча ушел, а Невзоров, закрывая папку с протоколами, пробормотал:
— Очень сложный человек.
— В свое время были психологические проблемы, но хирург он отличный. Если я вам больше не нужна, Валентин Игоревич, то мне нужно отлучиться. Все вопросы можете решить с Васильковым.
— Да-да, конечно. Мы почти закончили, я еще кое с кем переговорю и тоже поеду.
Сказав Алле, что уеду ненадолго, я прихватила сумку, ключи от машины и заодно — домашний адрес Инны Калмыковой. Мне не терпелось переговорить с ней до того, как к ней придет Невзоров.
По дороге к парковке я наткнулась на Иващенко и, молча схватив за рукав, поволокла за собой. Иван не сопротивлялся, только в машине, протерев очки, спросил:
— Это похищение?
— Вроде того. Вы мне очень нужны, Иван Владимирович.
Тот пожал плечами и больше ничего не спросил.
Семен
В клинике что-то происходило, Семен понял это, едва вошел в административный корпус и спустился в раздевалку. Никто из коллег ничего конкретного не говорил, но все были какие-то напряженные, а в воздухе так и чувствовалось что-то негативное.
В ординаторской хмурый Васильков объявил, что обхода с Драгун не будет, и попросил всех заняться текущей работой.
Семен взял планшет с картой сегодняшней клиентки и отправился в лечебный корпус. По дороге его догнал анестезиолог Александровский, направлявшийся в ту же палату — сегодня они работали вместе.
— Сегодня что, магнитные бури? — спросил Семен, имея в виду настроение сотрудников клиники.
— Говорят, что в котельной нашли труп клиентки Игоря Авдеева, — понизив голос, сообщил Влад.
— Как — труп? — не понял Семен.
— Совсем, понимаешь, мертвое тело. Повесилась она. Или кто-то помог.
— А что за клиентка?
— Не знаю, Игоря сразу Драгун к себе в кабинет увела, там его следователь допрашивает.
— Ничего себе… И что теперь будет?
— А что должно? — пожал плечами Влад. — Труп увезут, проведут расследование. Игорь-то точно ни при чем.
— Н-да, — слегка поежился Семен. — Не очень события, конечно…
— Ну ты же слышал Василькова — всем заниматься своей обычной работой. Так что мы с тобой через час в операционной окажемся с нашей дамой. Кстати, дама приятной наружности…
— Ну да — вот такой окружности, — Семен очертил вокруг себя круг на расстоянии вытянутой руки. — Как в мультике про госпожу Белладонну. Кстати, она и похожа на нее чем-то, хоть и довольно молодая еще.
— Лишний вес, все дела…
— Как ей психолог разрешение подписал? Я уже со второй клиенткой задаюсь этим вопросом. — Семен повернул к лестнице в лечебный корпус.
— То, что кажется ненормальным тебе, не всегда является ненормальным для психолога. Сегодняшняя дама страдает от асимметрии молочных желез с подросткового возраста — это ли не показание к операции? Ей сейчас тридцать два, и только теперь она смогла себе позволить коррекцию. И, возможно, это заставит ее заняться собой в полной мере — похудеть, например. Мне вообще показалось, что она заедала свой стресс от физического недостатка, вот и разъелась.
Семен искоса посмотрел на Влада. Тот был моложе его на пару лет, но своими словами сейчас показал, что едва ли не старше, чем Кайзельгауз. Семен про себя выругался — стал слишком зациклен непосредственно на операции, упуская из вида, что на столе всегда