— Здравствуйте, — поздоровалась Гана, а мы вразнобой кивнули.

— Здравствуйте, уважаемые, — слегка насторожённо ответила старушка.

— Нам нужны комнаты, — сказала Гана. — Одна двойная и две одинарные. Ну или две двойные, если одинарных нет.

— Есть и двойные, и одинарные, — сказала бабуля, полистав журнал регистраций. — Как вас записать?

— Семья Махренко, — представила нас Гана. — Я Гана, это Лина, нам одинарные. А это Кен и Лена, они женаты, им двойную.

— Хорошо, — кивнула та. — Цены наши знаете?

— Знаем, — махнула рукой Гана, — я как-то останавливалась у вас, почтенная, правда, давно уже.

— Цены всё те же, — сказала старушка. — Как мой прапрадед их установил, так они и не менялись. Но вот прямо сейчас немного дешевле, потому что у нас временно завтраков нет. Повар болеет.

— Ничего страшного, — заметила Гана. — Здесь недалеко, помнится, был хороший трактир. Назывался, если я не ошибаюсь, «Железный конь».

Бабушка посмотрела на нас с сомнением, немного поколебалась, но всё-таки решила дать совет.

— Есть такой трактир, — подтвердила она, — хороший, верно сказали. Но я бы вам не советовала туда идти в этой форме. У нас-то здесь постояльцы тихие, а вот в трактире обязательно кто-нибудь к вам пристанет, особенно если вечером туда пойдёте. Наши железнодорожники воздушников сильно не любят. То есть, так-то народ у нас здесь спокойный, но и драчуны встречаются.

— А, точно, совсем я про это забыла, — кивнула Гана. — Спасибо, почтенная. В форме мы туда не пойдём, да и вообще форму снимем. Сейчас переоденемся и сходим пообедать. Ну и вечером тоже сходим, может, и впрямь получится подраться.

Трактир был и в самом деле хорош. Ну как хорош? Определённо не ресторан «Ушкуйник», но откуда честным работягам Вострикам знать, как там в ресторанах кормят? А здесь и борщ неплох, и котлета большая, и лапши вдоволь навалили, а к компоту ещё и свежую булочку дали. Сменные паровозные бригады, которые, собственно, и облюбовали это заведение по причине близости к узловой станции, никаких претензий к меню явно не имели. И не имеют вот уже больше двухсот пятидесяти лет, если верить гордой табличке у входа: «Кормим вас с 7987 года!».

— Неплохо, — заметил я, наконец отвалившись от стола. — Лапша особенно удалась, а главное, много её. Жаль только, меню не особо обширное.

— Какое тебе ещё меню, Кен? — отозвалась Драгана. — Слово-то какое похабное выучил. Заелся ты, дружок, однако. Это обычный обед, а вот вечером можно будет и всякого разного заказать. Там и музыка будет, и танцы, и все удовольствия.

Понятно. Это, оказывается, был бизнес-ланч для кочегаров. В общем-то, размер порций намекает — девочки-анорексички сюда не ходят, а паровозного кочегара листиком шпината не накормишь. Хотя здесь же паровозы на жидком топливе, стало быть, здешние кочегары уголь не кидают. Наверное, качают спирт насосами — был бы работник, а чем загрузить найдут.

— А кстати, — вдруг вспомнил я, — про каких Махренко ты в гостинице говорила?

— А я не сказала? — удивилась Гана. — Это же мы.

— То есть Вострики в прошлом?

— В прошлом, — кивнула она. — Забудь о них, это пройденный этап. Вернёмся в гостиницу, раздам вам новые карточки гражданина. А карточки Востриков надо будет уничтожить.

— А мне ты опять поленилась фамилию придумать? — спросил я без всякой надежды.

— Зачем придумывать, когда можно не придумывать? — резонно аргументировала Драгана. — Чем плохо быть Кеном Махренко?

Я мог бы многое сказать на тему того, чем плохо быть Кеном Махренко, но решил не сотрясать воздух впустую.

— И какие на данный момент планы у дружной семьи Махренко? — спросил я.

— У нас сегодня день полностью свободный, — объявила Драгана. — Есть предложения, как его провести?

Ну у меня-то точно предложений нет. О здешнем Киеве я знаю ещё меньше, чем о тамошнем, разве что помню какие-то обрывки о древней Руси. Собственно, все мои познания основаны на однажды прочитанном труде Ключевского. Но там я очень быстро запутался в князьях, популяция которых размножалась куда там кроликам, и после третьего — четвёртого цикла размножения понять кто из них кто было уже совершенно невозможно.

— Я бы посмотрела Храм Всех Богов на Долобецком, — предложила Алина. — Идиотизм редкий, тем и славится. Там даже идол Христа есть.

— Возможно, нам не стоило бы посещать место силы богов, — заметил я, внутренне содрогнувшись от воспоминания о римской церкви.

— Глупости, — отмела возражение Алина. — Во-первых, с нами любой храм можно посещать безопасно, а во-вторых, это не место силы. Боги этот храм вообще не принимают, и божественного присутствия там вряд ли больше, чем в этом трактире. Они индивидуалисты, и для них общий храм то же самое, что ничей.

— А зачем его тогда возвели? — удивился я.

— В ознаменование низвержения Владимира Окаянного, — пояснила Алина. — Правда, у христиан он считается святым великомучеником, но у них влияние в Киеве слишком маленькое, чтобы на их мнение кто-то обращал внимание. Ты вообще в школе учился?

— Знаешь, у нас почему-то про это очень невнятно говорилось. Что был, мол, такой князь Владимир Окаянный, который вызвал недовольство народа и вообще не оправдал.

Алина понимающе переглянулась с Драганой.

— Похоже, Яромир втихую решил начать понемногу прижимать святош? — предположила Драгана.

— Похоже на то, — согласилась Алина. — Там, в сущности, история проста, Кен. Владимир спелся с греческими попами, и те подзудили его установить в Киеве христианство греческого толка. И вот в один прекрасный день его дружина начала сгонять горожан к Днепру и насильно крестить. Народ возмущался, но сделать ничего не мог. Но когда попы начали швырять в реку идолы, боги решили вмешаться. Попы начали разнообразно и очень зрелищно умирать. Народ воспрял, дружина заколебалась, и большинство воинов решили вернуться к привычным богам и поддержало горожан. Оставшихся попов казнили на площади, церкви сожгли, а разъярённая толпа ворвалась в княжеский дворец. Владимира вместе со всей его семьёй убили и повесили на площади для всеобщего оплевания. Вот в ознаменование победы старой веры и построили общий храм для всех богов. А потом, лет так через пятьсот примерно, с христианами помирились и разрешили им поставить в Киеве небольшую церковь. И в знак примирения не придумали ничего лучше, чем поставить в Храме Всех Богов идола Христа. Я так думаю, это было просто такое утончённое издевательство — христиане с тех пор постоянно требуют идола убрать, но им каждый раз вежливо объясняют, что таким образом Христу была оказана честь. Вот с тех пор князя в Киеве и нет.

— Как так нет? — не понял я. —