Шрифт:
Закладка:
— Всё правильно говоришь, мама, — неохотно согласился Олаф, — но всё равно жалко.
Олаф опять посмотрел на удаляющуюся семью Востриков. Проливной дождь вовсю хлестал по лётному полю, но они каким-то странным образом оставались сухими, как будто струи воды проходили мимо, совершенно их не затрагивая. Олаф потряс головой и протёр глаза, но ничего не изменилось. «Уже и мерещится всякое, старею, что ли?» — подумал он и отвернулся от окна.
Всё лётное поле было в больших и маленьких лужах, через которые нам приходилось перебираться. Совершенно машинально, не задумываясь, я отогнал щитом в сторону глубокую лужу перед нами, заслужив одобрительный взгляд Алины.
— Куда мы сейчас? — поинтересовался я.
— Сейчас на остановку конки, — ответила Драгана. — Поедем в гостиницу. А вечером можно погулять, наш поезд только завтра отходит.
— А кстати, — вдруг вспомнил я, — что там насчёт Фрейи?
— А что там насчёт Фрейи? — переспросила Драгана, осторожно переступая небольшую лужицу. — Я её вообще не заметила.
— Я заметила, — откликнулась Алина. — Она заглядывала разок, я почувствовала присутствие, но совсем мимолётное.
— То есть она им мстить больше не будет? — поинтересовался я. — Даже без вас рядом?
— Кеннер, ну что за глупости? — сморщила нос Алина. — Тебе должно быть стыдно такую чушь нести.
— Я распоряжусь, чтобы декан боевого обратила на это внимание, — поддержала её Драгана. — Это же просто позор, слышать такое от студента третьего курса. Что-то у них там не то с учебной программой.
— Да что я сказал-то? — растерялся я.
— Кеннер, тебе уже стоило бы знать, что у богов и духов нет чувств и эмоций, — сказала Алина. — В частности, именно поэтому они не в состоянии различать добро и зло. Они иногда имитируют эмоции, но это именно имитация. Для них есть только понятие личной выгоды. Боги, по сути, очень примитивные существа.
— Положим, люди тоже не очень-то сложные, — заметил я. — И тоже в основном нацелены на личную выгоду.
— Обычно верно, но далеко не всегда, — возразила Алина. — Человек под влиянием чувств часто совершает невыгодные для него поступки, а для бога или духа такое в принципе недоступно. Они, как арифмометры — рассчитывают выгодность и действуют исключительно исходя из этого. Нежелательное название исчезло, и для Фрейи вредить дирижаблю или экипажу стало бессмысленной тратой энергии. А поскольку название сменилось на положительное, как-то вредить стало вообще невыгодно. Она ещё могла бы что-то сделать, не зная о переименовании, но раз уж она побывала на борту и увидела другое название, то конфликт можно считать полностью исчерпанным. Боги легко прощают любой поступок, достаточно всего лишь в нём раскаяться. Они не таят обид, это невыгодно. Хотя здесь всё же надо помнить, что иногда им как раз бывает выгодно примерно наказать смертного в качестве назидания прочим.
— В принципе, я всё это знаю, — признался я. — Просто как-то не подумал применить это к данной ситуации.
Алина с Драганой посмотрели на меня взглядами, которые опустили моё самоуважение куда-то ниже уровня моря.
— Вообще, говоря о нашем путешествии, — заметил я, переводя разговор с неудобной темы, — я бы назвал его сокрушительным фиаско.
— Это ещё почему вдруг? — дружно удивились обе, а Ленка машинально потрогала свои серёжки.
— По-моему, наша компания была крайне подозрительной, и семью Вострик забудут нескоро, да ещё и всем знакомым про нас расскажут.
— Не расскажут они ничего, — усмехнулась Драгана. — Они уже сегодня к вечеру о нас почти забудут, а завтра у них останется только смутное воспоминание, что вроде были такие, но ничем не отличились, потому и не запомнились.
— Вы у них в головах покопались, что ли? — поразился я.
— Нет, как бы это сказать… если попросту, то мы немного исказили реальность… чуть воздействовали на лес вероятностей… тебе пока что это сложно понять. В общем, забудут они нас, вот и всё.
— Тогда зачем было всё это затевать, раз вы можете так просто все следы затереть? Поехали бы на поезде до Нитики.
— Неужели это так трудно самому понять? Одно дело поправить деревья вероятности для нескольких бездарных, и совсем другое дело для сотен людей, которым мы бы попались на глаза на вокзале и в поезде. А если бы нам там встретились одарённые, то ничего бы вообще не получилось. Возможно, твой предок Ренский и мог бы такое проделать, но нам до него далеко. Мы на дирижабле полетели как раз потому, что там никто, кроме маленького экипажа, не мог нас увидеть. А шанс наткнуться на одарённого на грузопассажирском дирижабле очень небольшой.
— А почему не пассажирами, в таком случае?
— У нас, зятёк, семья небогатая, — широко улыбнулась Драгана, — нам совсем не помешает заработать несколько лишних кун.
Так, мы, похоже, снова переключаемся в режим Востриков. Ну, я тоже так могу.
— И где в таком случае мой заработок? — поинтересовался я.
— Ну ты наглец, — восхитилась Драгана. — Я тебе свою голубку отдала, а ты ещё и денег требуешь. Так ведь ещё и вперёд старшей сестры её выдала, лишь бы твоим капризам угодить, — она указала на Алину, которая откровенно веселилась.
— Запросы очень уж большие у твоей старшей голубки, — парировал я. — Всё ей богатого купца подавай, а то и дворянина. Мало ей простого механика с пониженным интеллектом. Если не бросит выделываться, то вообще в девках останется. Так дальше и будешь её по дирижаблям за собой таскать в надежде, что кто-то позарится.
Судя по довольной улыбке Драганы, именно такого ответа от меня и ждали. Чувствую, наша поездка будет сплошным развлечением.
— Кстати, дочка, — посмотрела она на Ленку, — ты бы всё-таки сняла серёжки. Люди такие глупые, могут ведь и вправду подумать, что это золото да бриллианты. Мы тебе другие купим, может даже и настоящие серебряные.
Кондуктор подёргал за верёвочку, заставив зазвенеть колокольчик рядом с кучером. Кучер тряхнул вожжами, и конка поехала дальше, оставив нас на тротуаре перед украшенным лепниной двухэтажным домом, над дверью которого красовалась вывеска «Приютный дом[22] «Усталый паровоз»».
— Ах, как давно я здесь не была, — мечтательно сказала Гана. — За мной!
За дверью обнаружился небольшой холл. Справа от нас возле огромного камина стояло несколько кресел; слева всю стену занимала застеклённая витрина, внутри которой на полках стояло множество больших и маленьких моделей паровозов. А впереди за длинной дубовой