– Да я ничего не сделал, твою мать! – мужчина в худи в ярости, и часть меня тоже. В глубине души я хочу схватить Ника за жилет и начать орать ему в лицо. Однако понимаю, что стою посреди оживленной лондонской улицы в полицейской униформе и слушаю, как в адрес моего коллеги выкрикивают ругательства. Я не знаю, почему Ник вышел из себя, но Ник – это мы, а человек в худи – они. И я знаю, на чью сторону встать.

– Вы ругаетесь в общественном месте, пугая всех этих людей, – говорит Ник, указывая на толпу, и человек в худи обхватывает голову руками.

– Вы остановили меня без причины, мать вашу, – кричит он. – Вы орете мне в лицо, грозитесь отвезти в участок, безосновательно досматриваете. У меня ничего нет! Я просто шел по долбаной улице!

– Прекратите ругаться, – говорю я громко и четко. Пусть все слышат предупреждение.

– Он первый начал меня оскорблять! – умоляюще говорит мужчина, надеясь найти во мне союзника. Он прав.

– Давайте все успокоимся, – говорю я. Как только эти слова вылетают из моего рта, вулкан эмоций начинает извержение. Ник хватает человека в худи за запястье. Тот нагибается и подается вперед, толкая Ника в свою сторону. В результате они оба ударяются о стену. Я хватаю мужчину в худи за правую руку, а Ник застегивает наручник на его левом запястье.

– Это полицейский беспредел! – кричит он. – Я ничего не сделал!

– Прекратите сопротивляться! – кричу я, подавая Нику свободное запястье задержанного, чтобы он мог надеть наручники надлежащим образом.

– Вы арестованы за нарушение общественного порядка, – говорит Ник торжествующе. Он зачитывает предупреждение, и по тому, как он это делает, я понимаю, что он воображает себя героем фильма про копов.

– Да пошли вы! – задержанный разбушевался, и в глубине души я этому рада. Так наши действия кажутся более оправданными. Ник затягивает наручники, и мужчина в худи вскрикивает от боли. Наручники его усмиряют, и он позволяет нам подвести себя к полицейскому автомобилю. Мы быстро прижимаем его к капоту.

Я делаю шаг назад и достаю рацию.

– Би Экс, мы задержали мужчину за нарушение общественного порядка. Пожалуйста, направьте к нам автозак как можно скорее.

Я ни за что не усажу мужчину в худи на заднее сиденье нашего автомобиля.

– Принято, 215. Автозак уже в пути.

Я кричу Нику, заглушая своим голосом стоны задержанного, что автозак уже едет.

Он смотрит на меня, согнувшись над задержанным, и ухмыляется. Он подмигивает мне, с силой затягивая наручники. Это заставляет мужчину в худи завизжать. Я вздрагиваю от отвращения. Он получает от этого удовольствие. Я отворачиваюсь и начинаю делать записи в блокноте. Записываю ответ задержанного на предупреждение и собираю показания нескольких свидетелей, стоящих неподалеку. Если дело дойдет до суда, нам понадобятся все детали.

Автозак приезжает быстро, и я позволяю Нику и Грэму поместить задержанного в фургон. Ник залезает назад, чтобы контролировать мужчину в капюшоне, а Грэм садится на водительское кресло.

– Что случилось? – спрашивает он, заметив по моему лицу, что я в бешенстве.

– Ник придурок, – говорю я тихо, чтобы Ник ничего не услышал. Хотя из-за криков задержанного до него вряд ли долетели бы мои слова.

– Рад слышать, – смеется Грэм.

– Он просто куча дерьма.

– Дерьмо вокруг нас.

Его ирландский акцент заставляет меня улыбнуться, и я чувствую, что немного успокаиваюсь.

– Увидимся в участке! – говорю я, хлопая по боку автозака. Грэм уезжает.

Мне кажется, мы только что арестовали человека ни за что. То есть незаконно. Или все-таки мой напарник заподозрил что-то, чего не заметила я?

Я вздыхаю и иду к своему автомобилю, думая обо всем, что произошло. Садясь на водительское кресло, представляю развитие ситуации, если бы я взяла на себя лидерство, а не Ник. Уверена, что в таком случае мужчина в зеленом худи и сейчас бродил бы по улицам боро. На обратном пути я чувствую себя очень некомфортно, и меня посещают противоречивые мысли. Неужели мы только что незаконно арестовали человека? Он кричал и ругался на улице. Однако он бы этого не делал, если бы Ник не вывел его из себя. Если он так легко теряет самообладание, то, возможно, заслуживает ареста. Но всю эту ситуацию создали мы сами. Мы не приехали на вызов, а намеренно оказались у него на пути. Он должен был сотрудничать с нами, полицейскими. Нику следовало вести себя более профессионально. Какое право ты имеешь так говорить? Он в полиции уже семь лет. Мужчина в капюшоне не представлял опасности ни для нас, ни для публики. Ты не можешь посмотреть на ситуацию глазами другого полицейского. Ты не видишь риски, которые видит он.

Подъезжая к изолятору, я чувствую, что голова вот-вот взорвется. Обхожу камеры стороной и сразу направляюсь в офис сержантов. К счастью, там сидит моя любимая женщина-сержант. Она улыбается при виде меня, но улыбка исчезает, когда я плотно закрываю за собой дверь.

– Я больше не буду работать в паре с Ником, – говорю я, скрестив руки. – у него с головой проблемы.

Она закатывает глаза.

– Что он сделал на этот раз?

Я закрываю лицо руками и опускаюсь на стул перед ее столом.

– Господи, даже не знаю, как сказать. Намеренно вывел человека из себя, чтобы арестовать его за нарушение общественного порядка? Применил ненужную силу?

Она смотрит на меня.

– Ты хочешь сделать официальное заявление?

Вот он. Золотой вопрос. Ты хочешь что-то с этим сделать? Хочешь донести на другого полицейского? Стать стукачкой? Быть изгнанной из команды? Смотря на нее, я понимаю, что мне не хватит на это духу.

– Я просто не хочу, чтобы меня снова ставили с ним на дежурство, – говорю я, встаю и собираюсь выйти из кабинета.

– Боюсь, я ничего не могу обещать.

– Да-да, не беспокойся.

Я уныло плетусь в изолятор. Работа, которую я так любила, меня разочаровала. Я сама себя разочаровала. Начинаю вводить код на двери изолятора, но затем останавливаюсь. Да пошел он. Пусть Ник сам возится со своим задержанным.

Я поворачиваюсь и иду в столовую. Мысль о чашке отличного чая меня приободрила.

12. Диксон

Как только дверь позади него закрывается, я понимаю, что уже его видела. Диксон. В ту же секунду у меня перед глазами встает то дежурство в изоляторе во время стажировки, которое я никогда не забуду. Я вспоминаю красное