Решив, что свет не выключил какой-то пьяный гость, я открыл дверь в ванную без стука. За мгновение, пока мои глаза привыкали к свету, скрючившаяся на полу фигура вскочила на ноги.

– Господи!

– Тише, Оливер, это я!

Джеймс потянулся мне за спину, чтобы закрыть дверь. Его рука скользнула по моему голому животу, и я поежился от того, какой влажной была его кожа. Он шагнул назад, голый и насквозь мокрый. За ним мягко шумел душ.

– Ты что тут делаешь?

Он нажал спуск на унитазе и, когда вода закрутилась воронкой, вытер рот.

– Все просто, блюю, – сказал он.

– Все нормально?

– Да. Просто перепил. А ты чего не спишь?

– Водички захотел, – сказал я, отводя глаза.

Мы три года жили в одной комнате, я видел Джеймса голым и раньше, но сейчас застал его врасплох, и было ощущение, что беспардонно навязался.

– Не будешь возражать, если я залезу обратно? – он коротко махнул в сторону душа. – Мне от себя противно. Ненавижу, когда рвет.

– Давай.

Я проскользнул мимо него к раковине и забросил в рот горсть холодной воды, а он перебрался в ванну. Струи душа с шипением ударились о его кожу, он наполовину задернул занавеску.

– Так, – сказал он слишком небрежным тоном. – Ты только что вышел от Мередит?

– Эм. Да.

– Думаешь, это удачная мысль?

– Не особенно.

Мое отражение было растрепанным и неопрятным. Я украдкой стер из угла рта губную помаду. В зеркале я видел, что Джеймс прислонился к стене душа и с его носа и подбородка капает вода.

– Надо понимать, все в курсе, – сказал я.

Я умылся, надеясь, что кожа остынет.

– Один из первокурсников вернулся с лестницы и, в общем, оповестил всех собравшихся.

– Ненавижу первокурсников. – Я закрыл кран, потом опустил крышку унитаза и сел на нее.

– И? Как прошло?

Я взглянул на него, кожу мне покалывала и жгла тревога.

– Ты же знаешь, Ричард меня убьет.

– Он и правда вроде как собирался.

Джеймс, зажмурившись, подставил лицо воде. Руки и ноги казались мне тяжелыми и бесполезными, словно мышцы и кости растворились и вместо них теперь непромешанный бетон. Я зачесал волосы назад мокрыми пальцами и спросил:

– А где он вообще?

– Понятия не имею. Скрылся в лесу с бутылкой скотча после того, как Пип и Александр не дали ему вынести дверь Мередит.

– Господи.

Я на мгновение повесил голову, потом заставил себя встать, пока еще не слишком отяжелел, чтобы двигаться.

– Ты собираешься вернуться к ней? – спросил Джеймс.

Он стоял ко мне спиной, вода стекала у него между лопаток двумя узкими струйками (на мгновение я позволил себе задуматься, не смоет ли его синяки, как краску).

– Я не хочу просто бросать ее, как будто это одноразовый секс.

– А разве это не он?

Я не помнил, чтобы прежде так злился на Джеймса. Это чувство поднялось во мне неожиданно – огромное, уязвимое, болезненное, как ожог.

– Нет, – слишком громко ответил я.

Он глянул на меня через плечо, в замешательстве нахмурившись.

– Вот как?

– Слушай, я знаю, ты от нее не в восторге, но она не просто какая-то девушка.

Джеймс моргнул.

– Видимо, нет, – сказал он и снова повернулся ко мне спиной.

– Джеймс, – позвал я, понятия не имея, что собираюсь сказать.

Он выключил воду, задержал руку на кране. Несколько капелек, висевших у него на ресницах, сбежали по щекам, как слезы.

– Что? – не сразу отозвался он.

Я пытался сложить слова – чувствовал их очертания, но не вещество, – пока меня не отвлекло пятно у него на щеке.

– Я… у тебя рвота на лице, – выпалил я.

Лицо его ничего не выражало, пока нелепая фраза укладывалась в мозгу, а когда уложилась, Джеймс покраснел до корней волос.

– Ох.

Внезапно мы оба смутились (это казалось абсурдным после пяти минут откровенного разговора и обыденной наготы).

– Прости, это мерзость, – сказал Джеймс.

– Все нормально. – Я наклонился, подобрал с пола его полотенце. – Держи.

Мы оба потянулись к полотенцу и, когда я распрямился, едва не стукнулись головами. Я отстранился, со всей невыносимостью осознавая свое тело и его неуклюжесть. Джеймс выглядел бодрым, почти настороженным. Я почувствовал, как заливаюсь краской.

Пробормотав «спокойной ночи», я сунул ему полотенце и поспешно вышел.

Сцена 10

Где-то через час я снова проснулся от того, что кто-то колотил в дверь. Голос тоже был – женский. Не Ричард. Я приподнялся на локтях, Мередит рядом со мной завозилась. В дверь снова постучали, уже настойчивее.

– Оливер, я знаю, что ты там, – сказала Филиппа. – Вставай.

Голос ее звучал глухо, как плохая запись. Я не хотел, чтобы она разбудила Мередит, поэтому выскользнул из постели и открыл дверь, не потрудившись найти джинсы.

Лицо у Филиппы было бледное и осунувшееся.

– Одевайся, – сказала она. – Оба одевайтесь. И спускайтесь к причалу. Сейчас же.

Она ушла быстрым шагом, склонив голову. Я на мгновение застыл в дверях, удивившись, что она не отпустила какое-нибудь едкое замечание. Что-то было не так – настолько не так, что мое пробуждение déshabillé[44] в комнате Мередит не имело значения. Я снова закрыл дверь и принялся собирать с пола одежду.

– Мередит, – позвал я. – Просыпайся.

Вдвоем мы пошли к мосткам, озадаченные, с затуманенными глазами.

– Какого черта? – спросила Мередит. – Еще даже не рассвело.

– Не знаю, – ответил я. – Вид у Филиппы был расстроенный.

– Из-за чего?

– Не сказала.

Спотыкаясь, мы в сумраке спустились по шатким деревянным ступенькам, врытым в склон холма. Мягкий приглушенный холод, как снежное одеяло, укутал меня и заставил задрожать, хотя я надел свитер и куртку. Ступени были засыпаны камешками и ветками, опасность оступиться была так велика, что я смотрел себе под ноги, пока не шагнул на ровное место, и только тогда поднял глаза. Несколько упрямых звезд все еще смотрели с неба, которое было ничуть не светлее кривых черных ветвей деревьев. Я помедлил, пока глаза не привыкли к лишенному солнца сумрачному миру. Тени сгустились в Джеймса, Александра, Рен и Филиппу – все они стояли на мостках, глядя на воду. За их спинами я не видел, что там, на что они смотрят.

– Что там? – спросил я. – Ребят?

Александр единственный повернулся ко мне и просто покачал головой – едва заметно, с усилием.

– Что происходит? – спросила Мередит.

В ее голосе наконец послышалось беспокойство.

Я протиснулся между Джеймсом и Рен, и передо мной открылось во всю ширь озеро с неясными