«…и нарекошу граду имя Китай».

Речь идет о московском Китай-городе. Многим, особенно приезжим, кажется непонятным: что за Китай в Москве? К Китаю, стране, название никакого отношения не имеет. Было старое слово «кита», означавшее ограду, плетень. Первоначально Великий посад - улицы вне Кремля - обнесли земляным валом, увенчав его вязкой жердей, своего рода заградительным плетнем. Случилось это при Елене Глинской, вдове Василия III. Но еще при последнем было решено защитить посад каменной стеной. Елена Глинская именем своего сына Ивана, как свидетельствует пискаревский летописец, повелела «град ставити Китай». Работы заняли три года и к 1538 году были завершены. С двух сторон стена подходила к Кремлю - со стороны Москвы-реки и там, где теперь Исторический музей. Китай-город заключил в свои надежные объятия Великий посад, став единой крепостью с кремлевским холмом. Протянувшись лентой вдоль Москвы-реки, стены в целом составили - на нынешнюю меру - около трех километров. Так возникло крупнейшее в Русской земле да и в Восточной Европе военно-оборонительное сооружение. Строительство велось не только на деньги из великокняжеской казны, но и на обильные пожертвования, сделанные посадскими людьми.

ВАРВАРСКИЕ ВОРОТА КИТАЙ-ГОРОДА. Литография XIX века.

Особую гордость москвитян составляли разнообразные башни - их было четырнадцать - и ворота, закрывавшиеся железными решетками. Башни и ворота надолго вошли в московскую жизнь, став непременной частью городского пейзажа. Китайгородские стены - их высота шесть с половиной метров - были значительно толще кремлевских и уходили глубоко в землю под башнями. Под землей было сооружено множество «слухов» - хранилищ воды, тайников с боеприпасами. Многочисленные бойницы и печуры были приспособлены для того, чтобы сверху и снизу вести прицельный ружейный и артиллерийский огонь. Легко представить, какое величественное зрелище являла Москва, окруженная стеной и рвом, над которыми возвышались башни, - недаром исследователи сравнивают Китай-город с прославленными генуэзскими крепостями.

Время пощадило немногое. Значительный участок стены напротив гостиницы «Москва» был сильно модернизирован в прошлом веке. В лучшем состоянии стена возле гостиницы «Россия», реставрация которой дело наших дней.

При строительстве перехода через Китайский проезд были обнаружены остатки Варварской башни, находившейся под землей. В народе ее звали просто Варварой. Одно время возле башни допрашивали пойманных в Москве разбойников и воров. Отсюда и народное присловье: «К Варваре на расправу».

«ВИД МОСКОВСКОГО КРЕМЛЯ». 1815 ГОД. Картина М. Н. Воробьева.

Впервые в истории Москвы жители Великого посада почувствовали себя в безопасности. Куда бы ни шел ремесленный человек, на какую бы улицу ни ступил - Никольскую, Ильинскую, Варварку или Великую, - везде он видел башни и стены, что надежно защищали посад.

Совершим же прогулку в наиболее людную посадскую часть Китай-города, названную Зарядьем. Оно находилось за рядами, что выходили на Красную площадь. Границы этой части определялись Москвой-рекой, Варваркой (теперь - улица Разина) и ныне существующим Китайским проездом. Сегодня Зарядьем москвичи именуют район, окружающий гостиницу «Россия». Один из фасадов крупнейшего в мире дома для приезжих выходит на старейшую московскую улицу; об этой улице можно без преувеличения сказать, что по ней прошла вся история Москвы да, пожалуй, и всей страны. Камни древних зданий Варварки помнят Дмитрия Донского, Дмитрия Пожарского, Степана Разина, красногвардейцев, шедших к Кремлю в семнадцатом году… Восстановительные работы, упорно ведущиеся в этом уголке столицы, возвращают нам красоту былого, которое, казалось, навсегда исчезло.

Нелегко увидеть через века местность глазами москвитянина - участника Соляного бунта. Панораму заслонил отель-левиафан - дом и стол для путешествующих, их тьмы и тьмы. Толпы приезжих теперь можно встретить везде. Удивляет другое. В летописи, например, сказано, что здание построено на горке, - строение благополучно стоит, вот оно перед нами, а возвышенности никакой нет. Куда же подевались овраг, гора, холм, болото, урочище? Их и следа не найдешь. Город-гигант подобен ступке - пестом является время, перемалывающее холмы, загоняющее реки под землю, смахивающее вековые деревья… Под булыжными мостовыми, а потом под серым покрывалом асфальта некогда живописный вид приобрел среднегородской облик. Порадуемся же тому, что дошли до нас архитектурные творения, ценность которых возрастает год от года. И, право, не беда, что где-то была нужна смелая рука современного мастера каменных дел…

Прошлое молчит для того, кто не знает его языка, кто не умеет с ним разговаривать.

Когда по ступенькам узкой лестницы вы спускаетесь вниз и видите над головой каменный свод, когда вы неслышно касаетесь стен, выложенных материалом, созданным еще мастерами, что возводили и кремлевские строения, когда эхо удваивает ваш голос, - закройте глаза и постойте в молчании. Из множества голосов, раздававшихся здесь, выделим один, звучный и красивый, произносящий слова, которые потом повторялись из рода в род да и ныне памятны:

«Поклонны головы меч не сечет…»

ПАЛАТЫ БОЯР РОМАНОВЫХ В МОСКВЕ НА УЛ. РАЗИНА. «БОЯРСКИЙ ДОМИК».

«Покорно слово кость ломит…»

Что это? Такие знакомые слова. Почему вспоминаются поговорки? Но послушаем дальше: «…а по двору идешь, и кто спросит, каким делом идешь, ино того не сказывати, а отвечать: не к тебе аз послан, к кому аз послан, с тем то и говорить». Красота неторопливой разговорной старинной речи живет в словах «Домостроя», автор которого, Сильвестр, конечно, не мог не бывать в палатах, принадлежавших Никите Романовичу, боярину-воеводе, брату первой жены Ивана Грозного. Боярский дом на посаде уже тогда был старинным. Усадьба являла замкнутый в себе мир, маленькое государство в государстве, где было хозяйство, воинство, суд, охрана. Едва ли еще какое другое письменное творение так правдиво и образно передает московский быт шестнадцатого столетия, как «Домострой».

Мы все привыкли говорить в отрицательном смысле о «домостроевских порядках». Действительно, в Зарядье, в Замоскворечье долго жили по «Домострою», и против этого справедливо бунтовало в минувшем веке молодое поколение. Теперь же для нас «Домострой» не свод нравоучений, а художественный памятник, запечатлевший в строе речи и мышлении повседневную жизнь времен, когда Москва ходила в Казанский поход. Про себя читали редко. Грамотей, вглядываясь в книгу, читал истово, заражая своим настроением окружающих. Прислушаемся, вот звучит женский голос, производящий особое впечатление в стенах боярского дома: «…Не ведаю аз ничего того, и не слыхала, и не знаю, и сама о неподобном не спрашиваю, ни о княгинях, ни о суседах не пересуживаю». Так «Домострой» вещает о минувшем.

Послушаем же, что еще нам сообщат стены, вещи и книги, собранные