Шрифт:
Закладка:
Однажды он все-таки попался, договорившись поужинать в городе с одной девушкой и поленившись пораньше выйти из машины другой – вышел прямо у ресторана. Она отъехала немного, бросила арендованную машину и вернулась в ресторан, решила посмотреть, к кому он так бежит, весело подмигивая ей на прощание. Она села потихоньку так, что ее не видела ни подруга, ни он, за перегородкой прямо рядом с ними, послушала, сначала задохнулась, хотела пойти подраться с подружкой, но взяла себя в руки (недаром учится на хирурга), досидела до конца, пока те не ушли. Два дня думала, что сказать ему и лучшей подруге, ведь та много рассказывала о своем друге. Решила с ней поговорить. Подруга сначала тоже задохнулась, но тоже быстро пришла в себя. Девочки дружат с детства и – редкий случай – в долгой и подлой измене любовника обе обвиняют его, а не друг друга. Он знал, что они дружат с трех лет, и очень веселился, ходя то к одной, то к другой, расспрашивая о второй подружке каждую.
И теперь они хотят как-то ему отомстить. Для этого пришли ко мне. Потому что придумали сто разных способов, но ни один не кажется им достаточно убедительным. Они хотят не просто отомстить, а проучить его на всю жизнь. И не сесть при этом в тюрьму. Самый лучший человек, который может им что-то дельное посоветовать, – это я.
Варианты у девушек были от комических и детских – прислать ему коробку его любимых пирожных (мальчик еще и сластена), накачав их слабительным, до страшных – нанять крепких ребят, чтобы те кости ему не сломали, но каким-то несложным способом лишили его возможности вступать в романтические отношения с девушками, хотя бы временно. Девушки – будущие медики, поэтому, наверное, им было нестрашно придумывать и обсуждать всё это. Я посоветовала им остановиться в самом начале этого пути и отдать все рычаги правосудия в руки тому, кого не касаются наши земные законы, кому сверху виднее и понятнее наше земное, суетное, тленное. Девушки внимательно слушали и спорили со мной.
– Месть сладка только в мыслях, – осторожно убеждала я. Девушки уже подрабатывают в больнице операционными сестрами, видели многое, и страшное, и смерть, ничего не боятся, потому что молоды и злы на своего подлого возлюбленного. – Никакого удовлетворения вам это не принесет. Принесет только страх. Вы хотите жить и вздрагивать от каждого звонка, сообщения, думать, не найдут ли вас? Хотите жить со страхом в душе, постоянно, каждый день? Сейчас вам больно или уже не очень.
– Я любила его, – сказала одна девушка, отвернувшись в сторону.
– Я тоже, – добавила вторая.
– Вы просто любили. Потому что у вас такой возраст. Вы должны любить. Это такая же потребность, как дышать и есть. Любовь внутри вас. Кто подвернется, подойдет поближе, того и полюбите.
Девушки переглянулись. Обе красивые красотой молодости, жизнь еще не истрепала, не иссушила, не искривила улыбки и не отобрала здоровье. Как удивительно, что они нашли силы не поссориться. Я так им и сказала.
– На самом деле вы уже приняли эту ситуацию, иначе бы вы не пришли ко мне вместе.
– Мы будем мстить! – сказала одна, вторая кивнула: – Вместе! Отрежем ему что-нибудь или сведем с ума!
Добила меня Мариша, которая, слава богу, не приехала, но позвонила тут же, когда ушли рассерженные подружки (как будто знала, когда звонить), потребовала, чтобы я включила видео, подключилась сама и сказала:
– Лёля, я, кажется, влюбилась.
Поскольку Мариша была сегодня седьмой по счету влюбленной женщиной, то я лишь нервно засмеялась.
– Смейся-смейся, я сама – то смеюсь, то плачу. Может, приедешь ко мне?
– А что плохого в том, что ты влюбилась? Приехать могу только на выходные.
– Не, в выходные мы летим на Алтай.
– С ним?
– Да.
– А он кто?
– Ты же видела его.
– Нет!.. Мариша, ты что? Я видела какого-то очень молодого человека.
– Я тоже молодой человек, Лёля. Молодая женщина.
– Да, а вместе нам почти сто лет.
– Ну ладно! До ста нам еще двадцать четыре года. Возраста нет.
– Возраст есть. Нет ума у некоторых женщин, облеченных властью.
– Да я брошу эту власть, она мне не нужна!
– А он об этом знает?
– Да. Он изучает квантовые миры, он вообще не понимает, что такое власть.
– Изучает? В вашем университете? При помощи логарифмической линейки? Я помню, как он ел и пил с аппетитом, Мариша. Всё он понимает.
– Ты злая. Я хотела поделиться счастьем. А ты злая. Как у тебя с Эварсом?
– Что? – Я подумала, что ослышалась. Ведь я ни слова не говорила Марише о нём.
– Как там австралиец? – Мариша взъерошила рыжие кудри.
– Нормально. Собирает русские слова. Пишет что-то.
– Ну ладно… – довольно равнодушно сказала моя сестра. – Прислать тебе машину? Хотела с тобой вечером в обнимку посидеть, подумать вслух, что мне теперь делать. А то я каждый день сижу с Валерой, и он уже так привык, такой смешной… приходит из университета ко мне, как домой. А я пока не знаю…
– Ну конечно, у тебя же теплее и места чуть побольше, чем в общаге… Он же в общаге живет?
– Короче, ты злая и у тебя нет эмпатии, по-русски – душевности. Тебе надо по-настоящему влюбиться! – Мариша чмокнула меня в воздухе и отключилась.
Неужели я такая же дура, как моя сестра? Нет, конечно, я же влюбилась в своего ровесника, а Мариша в молодого амбициозного аспиранта. Ну и что, что он физик. Разве физики не бывают карьеристами? Эварс тоже чуть помладше меня, когда он только родился, я уже умела сидеть и говорить несколько слов, но это не считается. Возраст есть – и у деревьев, и у птиц, и у нас. Чуть тише начинаешь смеяться, чуть медленнее бежать, чуть спокойнее всё воспринимать. Возраст есть, и возраста нет. Так же, как в шестнадцать, хочется любить, так же хочется верить, что это единственное и навсегда, что ждала его всю жизнь и дождалась. Конечно, я такая же дура, как Мариша.
Глядя на Маришу, вообще трудно предположить, что она способна на серьезные чувства. Она и не способна, она всё придумывает. За серьезные отношения у нас отвечаю я. Все серьезные романы – мои, а Мариша идет по жизни, посмеиваясь. Кто из нас прав? Имея в виду, что результат один. Кто счастливее? Я бы спросила об этом у мамы, которая учила нас читать хорошие книги, верить в добро и настоящую любовь и потом вдруг решила круто изменить свою жизнь.
Я так хорошо помню этот день. Я попала в больницу с подозрением на аппендицит, мама была немного нездорова, но провожала меня в больницу, ехала вместе со мной на «скорой», держала меня за руку и говорила, что я обязательно должна быстро поправиться. Потом в приемном покое стояла в длинном пустом коридоре и долго махала мне рукой, улыбалась, подбадривая меня, когда меня везли на шатающейся, грохочущей каталке неизвестно куда, маме дальше пройти не разрешили. В больнице я промаялась недели две или дольше – операцию мне делать не стали, но сразу не отпустили, проводили мучительные анализы и обследования, перевели в инфекционное отделение, еще там держали, никого ко мне не пускали. А когда я вернулась домой, мама уже уехала. Заплаканная Мариша ничего толком объяснить не могла, потому что мама ничего не сказала. Вроде как сказала, что теперь всё нам расскажет, а вроде и не сказала… Мариша путалась в показаниях и тогда, и спустя много лет. И вообще она не любит вспоминать это время, потому что пережила шок, и возвращаться туда не хочет. Я тоже пережила шок, когда вернулась из больницы, но мы были с Маришей вдвоем. Мы вместе плакали и до бесконечности рассуждали, почему наша самая лучшая в мире мама так поступила. И не могли понять. Мариша мне не разрешала плакать, потому что я была слабая после больницы, и говорила: «Давай я буду плакать, а ты – думать, почему она могла уехать. Какие могут быть причины? Думай!»
Я открыла мамину страницу в Сети. О, появилась новая фотография. Едет с сыном на велосипедах по красивой дороге. Мало деревьев, но много синего неба. Счастливый ее сын. Он гораздо младше нас,
