– Да уж, бывает, – в темноту сказал Билый. Буйный северный ветер подхватил его слова и понес в незримую даль.

«Хи-хи-хи, – донеслось в ответ. – Наступит час, мой любимый, свидимся. Заждалась я тебя!»

«Показалось», – осенив себя крестным знамением, подумал казак, чувствуя легкий озноб, и переступил вслед за Суздалевым порог гостеприимного дома старосты.

– Вот и ладно, – сказал по-хозяйски Федор, прикрывая плотно входную дверь.

Билый с Суздалевым оказались в узком помещении, похожем на сени. Сквозь маленькое окошко, расположенное почти под потолком, в противоположной от входной двери стене, пробивались порывы ветра. В сенях было темно, но староста без труда нащупал дверную ручку и открыл следующую дверь, ведущую в горницу.

Пахнуло свежевыструганным деревом. Забелели новые длинные скамейки.

– Проходьте, – добродушно пробасил он и, обращаясь к кому-то в доме, крикнул: – Прасковья, встречай гостей!

Из полумрака натопленной горницы, освещаемой двумя лучинами появилась фигура женщины. На вид она была примерно того же возраста, что и староста. Рослая и крепкая в стане, с роскошными женскими формами.

– Что та казачка, – невольно вырвалось у Миколы. А про себя подумал: «Куда там столичным фифам, бледным и худым. Любой ветер напополам перегнет. А здесь красота женская, глаз радует».

Федор, услышав фразу Билого, довольно цокнул языком. Приятно было, что супруге его комплемент от гостей добрых был сказан.

– Женка моя. Прасковья! – представил он жену гостям. Те в ответ кивнули головами, соблюдая этикет.

Прасковья, вытирая руки о длинный передник, добродушно улыбаясь, поздоровалась: «Слава Богу за все! Гости всегда в радость! Проходьте в дом».

Горница была не просто просторной, она была, если сравнивать со станичными хатами, огромной. Центральное место занимала печь, от которой исходило живое, приятное тепло. Чуть поодаль в углу стоял крепкий, большой деревянный стол. Над столом, по православной традиции, был устроен красный угол. Теплилась лампада, тусклый свет которой освещал старинные, инкрустированные серебром иконы. Лик Спасителя глядел строго. Казалось, что светло-коричневатый свет исходит из Его глаз. Царица Небесная с иконы рядом смотрела кротко, заботливо, как мать смотрит на свое дитя.

Билый снял папаху и осенил себя крестным знамением. «Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Безсмертный, помилуй нас, грешных».

– Слава Отцу и Сыну и Святому Дух, – продолжили в один голос хозяин с хозяйкой. И уже все втроем закончили: «Аминь!»

Суздалев, глядя на них, вяло перекрестился. Несмотря на набожность матушки и его кормилицы, прилагавших все усилия, чтобы Ванюша рос воцерковленным мальчиком, Иван, как он сам говорил, верил в душе, неохотно посещая божественные литургии, регулярно присутствуя в церкви лишь на пасхальной и рождественской службах.

Староста не без удовольствия отметил про себя то, с какой искренностью молился казак. Не ускользнуло от его пытливого взгляда и без усердное отношение графа к молитве. Федор лишь снисходительно качнул головой.

– Что, ж, гости дорогие, прошу к трапезе. Чем Бог послал, не взыщите, – произнесла негромко хозяйка дома.

– А Бог вас любит, – сказал с легкой долей иронии граф, усаживаясь за стол. – Такие разносолы могут достойно и у дворян стол украсить.

Билый, выражая некое недовольство, негромко крякнул. Из-за привычки титулованного друга проявлять иной раз заносчивость в общении по столичной привычке, стало неудобно за сказанное графом. Незаметно наступил ему на ногу под столом.

Но староста с супругой не придали особого значения фразе Суздалева, посчитав за комплимент их богато накрытому столу.

– Мы, поморы, народ зажиточный, – сказал Федор. – трудиться любим. Поэтому и во дворе, и в доме достаток имеется. Слава Богу за все.

Граф слегка сконфузился. Покрутил ус, разглядывая пламя лучины. Понял, что такой нрав хорош лишь для светского столичного общества, где каждый старался лезть из собственной кожи, чтобы показать хоть малое, но превосходство над другими.

– Так и хозяйство имеется? – по-деловому спросил Билый, отправляя в рот деревянной ложкой очередную порцию жирной, дымящейся ухи из трески.

– Ну а как же без него?! – вопросом на вопрос ответил староста. – Корова-кормилица, барашки, свиньи, лошадка. И птица кой-какая тоже по двору бегает.

Микола с интересом посмотрел на Федора. Тот, будто прочитав немой вопрос в глазах казака, ответил: «Завтра все покажу. Сегодня уже темно было, потому и не увидел ничего».

– Добре! – отозвался казак.

– Что ж это я! – всплеснула руками Прасковья. – Тоже мне хозяйка! Снедь на стол поставила, а для согрева забыла.

Она поднялась и, накинув душегрейку на меху, помчалась в сени. Через минуту вернулась, держа в руках небольшую бутылку с красноватым содержимым. От тепла бутылка сразу покрылась испариной, и в капельках воды заиграли отблески свечи.

– Настойка из брусники и можжевелки, – пояснила хозяйка, отирая бутылку передником и ставя в середину стола.

– Прасковья готовит, – сказал Федор, наливая настойку в небольшие деревянные чашки. – Сами мы не потребляем, но для гостей непременно пару бутылочек храним.

– А что так? – спросил молчавший до сих пор Суздалев. – Ведь рюмочка-другая за обедом никогда не повредит.

Супруга Федора достала из печи рыбник и подала на стол.

– Не приучены мы. Да и вера наша не особо это приветствует, – пояснил хозяин дома.

Прасковья разрезала пирог на несколько кусков. Рыбу, по традиции, запекали в тесте целиком, называя сие чудо кулинарного искусства – рыбник.

– Вера? – переспросил граф, молча кивнув в благодарность хозяйке за положенный ему на деревянную тарелку кусок пирога. – Какой же веры вы держитесь?

– Веры предков наших держимся. Веры древней. Истинной. Православной, – ответил Федор.

– Так и вы древлеправославие исповедуете? – с радостью в голосе спросил казак. Ему в диковинку было пробовать такой рыбник. Вкусно, сытно. Но тема веры была важнее.

– А как иначе?! – ответил староста. – Предки наши на землю эту переселялись, чтобы от Московии веру предков защитить и потомкам передать.

– Вот и у нас на Кубани в основном старой веры держатся, – продолжил Микола. – Хотя есть станицы, где никонианство предпочтительнее, и таких становится все больше.

– Главное – в душе верить, – встрял граф. – За этим будущее. А двумя или тремя перстами креститься, разницы нет.

– Нет, мил человек. Не согласен я с тобой, – отозвался Федор. – Но эта тема не для застолья. Дай Бог, потолкуем с тобой. А сейчас, гости дорогие, пора почивать. Время позднее. Отдых организму требуется. Да и у вас, судя по всему, день был не из легких.

Суздалев хмыкнул, думая, что ему бы с прогрессивной Синичкиной потолковать, поубивали бы друг друга точно. Нашла бы коса на камень. Зазвенела сталь! Или, наоборот, чудеса случились – Синичкина бы изменилась. Стала кроткой, послушной, домовитой –