Шрифт:
Закладка:
Я знал, что твоя книжка дерьмо. Теперь я знаю почему.
После полудня «Миллионс» твитнул что-то о нем, и«Пэйдж-тернер»[54] не заставил себя ждать.
Только Матильда держалась (или отчаянно притворялась) молодцом. Она снова заверила Джейка, что это досадный побочный эффект успеха, и мир – в частности, мир писательский – полон всяких злыдней, считающих, что кто-то что-то им должен. Такие злыдни убеждены:
Если ты можешь написать предложение, ты заслуживаешь считаться писателем.
Если у тебя есть «идея» для «романа», ты заслуживаешь считаться романистом.
Если ты сумел закончить рукопись, ты заслуживаешь, чтобы кто-то издал твою книгу.
Если кто-то ее издал, ты заслуживаешь книжного тура по двадцати городам и целой полосы в«Книжном обозрении „Нью-Йорк Таймс“».
А если тебя не удостоили хотя бы одной (или не одной) из этих почестей, виноваты в этом:
Твои будничные дела, не дающие тебе возможности писать.
«Профессиональные» или уже «признанные» писатели, достигшие успеха нечестными путями.
Агенты и издатели, охраняющие и улучшающие репутации своих авторов за счет отсеивания новых.
Вся книжная индустрия, которая (движимая неким зловещим алгоритмом прибыли) вкладывается лишь в горстку именитых авторов и умело заглушает остальных.
–Короче,– сказала Матильда, пытаясь приободрить Джейка в своей деловой манере, подавлявшей его,– пожалуйста, не бери в голову. И вообще, ты получишь тонну симпатии от коллег и людей, чье мнение для тебя действительно важно. Просто наберись терпения.
Джейк набрался. Что еще ему оставалось?
Последовало письмо «не вешай нос» отВэнди и втом же духе из кабинета Стивена Спилберга, сЗападного побережья, а заними – от писателей, с которыми Джейк когда-то зависал вНью-Йорке, тех, что прошли знаменитую магистерскую программу еще до него. Написал ему иБрюс О’Райли изМэна (Слушай, что это за хрень такая?), а также несколько давних клиентов с курсов писательского мастерства. ИЭлис Логан, преподававшая вХопкинсе, не забыла про него – она перечислила несколько подобных скандалов в поэтических кругах и упомянула, что они с новым мужем ожидают пополнения семейства.
Написали ему и родители, чувствовавшие обиду за него, и несколько однокурсников из магистратуры, одного из которых тоже преследовала какая-то полоумная:
Она решила, что мой второй роман иносказательно описывает наши отношения. Которых, между прочим, не было. Не волнуйся, сами отстанут.
Около четырех часов дня пришло письмо отМартина Перселла, изВермонта.
Кто-то запостил это в фейсбуке, в нашей группе Рипли. Есть какие-то догадки, кто это пишет?
«Я думал, уж неты ли?»– подумал Джейк.
Но естественно оставил это при себе.
Джейкоб Финч-Боннер
«Макмиллан», Нью-Йорк, 2017, стр. 71–73
Отец прожил еще почти два года, а потом отключился на парковке перед центральным ремонтным бюро университета Колгейт и умер до приезда скорой. На жизни Саманты это сказалось, по большому счету, в двух отношениях: денег в доме стало резко меньше, а мать принялась сокрушаться из-за того, что отец изменял ей с какой-то женщиной, по-видимому, годами. (Зачем было перемалывать это теперь, после смерти отца, Саманта не понимала. Все равно ведь уже ничего не поделаешь.) С другой стороны, Саманте досталась отцовская машина, «субару». Это было очень кстати.
Дочка ее, Мария, к тому времени делала все, что положено в ее возрасте, то есть ходила и говорила, и еще кое-что сверх того, что не радовало Саманту: называла любые буквы, какие попадались ей на глаза, и прикидывалась, что не слышит, когда Саманта к ней обращается. С первых дней дочка показала себя забиякой и никому не давалась на руки – ниСаманте (только не ей), ни бабушке с дедушкой, ни педиатру. В должный срок Марию отдали в садик, но она стала просиживать букой в углу с книжками, отказывалась играть, как другие дети (тем более с другими детьми), перебивала воспитательницу, когда та рассказывала сказки, и нежелала есть ничего, кроме желе и белого хлеба с плавленым сыром.
Все бывшие одноклассники Саманты уже вышли из нарядного актового зала с дипломами, свернутыми в рулоны, и разлетелись кто куда – кто в колледж, кто на работу (таких было большинство), а кто и навсе четыре стороны. Когда Саманта натыкалась на кого-то из них в супермаркете или на параде в честь Четвертого июля, тянувшемся по шоссе 20, ее охватывала такая злость, что язык горел, и приходилось прилагать неимоверные усилия для вежливой беседы. На следующий год школу закончили и другие одноклассники Саманты, от которых она оторвалась после пятого класса, и унее возникло ощущение, что они унесли с собой всю ее злость. Осталось только смутное разочарование, и скаждым годом Саманте все хуже удавалось вспомнить, в чем именно она была разочарована. Мать все меньше времени проводила дома, поскольку Дэн Уэйбридж – по доброте душевной, а может, движимый своеобразной отцовской ответственностью – подкинул ей работы в отеле «Студенты» (семейном заведении в третьем поколении!), а кроме того, она вступила в церковную группу, которая ездила по женским больницам и изводила проповедями пациенток и медперсонал. Большую часть времени Саманта проводила наедине с дочерью, и все ее дни без остатка заполняла забота – сперва о младенце, потом о ползунке и омалолетнем ребенке. Она обслуживала Марию как автомат: покормить, искупать, одеть и раздеть, день за днем теряя вкус к жизни.
Притворство отнимало много сил
Бывали дни, когда Джейку удавалось поработать час-другой над новым романом, но, как правило, он был занят другим. Едва Анна уходила утром на работу, Джейк, не вставая с нового, покрытого килимом дивана (Анна сама его выбрала вместо облезлого старого), заглядывал то втелефон (твиттер, инстаграм), то вноутбук (гугл, фейсбук), проверяя и перепроверяя новые посты и отслеживая злокозненные ответвления прежних, чувствуя себя в постыдной ловушке и нев силах ничего с этим поделать.
Когда через пару недель команда «Макмиллана» провела новое совещание, на этот раз по громкой связи, никто не скрывал недовольства по поводу отказа Талантливого Тома немедленно прекратить это, как и того, что других идей у них не предвиделось. С другой стороны, Роланд, рекламщик, сообщил, что книжные веб-сайты и блогеры, похоже, перестали мусолить эту историю, хотя бы потому, что им было не зачто зацепиться, а также потому, что этот тип, откровенно говоря, смахивал на типичного тролля, который возникает, словно чертик из коробочки, стоит кому-то написать первоклассный бестселлер. А кроме того, на удачу Джейка, развязалась нешуточная писательская война между разведенной парой изУильямсбурга, чьи книги (у нее первая, у него третья) были изданы в течение одного месяца и рассказывали с равной беспощадностью, хотя и сразных колоколен, об их неудавшемся браке.
