Артемьев с удовольствием возразил:

— Вот что значит, Лида, проводить анализ ситуации, не анализируя ее. Ты просто не учитываешь, что Дарья назначена опекуном Кати Муратовой! Лет через пять-шесть Дарья по завещанию обязана передать бразды правления Катерине. И Дарья из кожи вон вылезет, чтобы удержать холдинг на плаву и сдать дела как минимум в том состоянии, в каком они находятся сейчас.

— Ну и что? — насмешливо спросила Сотоцкая. — Если Катя и предъявит свои претензии через семь лет, то она все еще будет оставаться сопливой девчонкой. И уж эта-то юная дамочка, воспитанная за границей, будет радоваться жизни и жадно вкушать все положенные ей по возрасту удовольствия. Тем более что деньги у нее есть и будут. Мужики, я вас прошу, не ершитесь. Если мы захотим, то прихлопнем Дарью как муху. Одним плевком. Но зачем? Даже в самом благополучном для нее варианте она войдет в курс дел холдинга года через два. А скорее всего, расшибет свой лоб об стену значительно раньше.

Артемьев задумчиво произнес:

— А ведь, пожалуй, ты права. Торопиться не надо. Как говорят на Востоке: «Сиди на пороге своей сакли и жди, когда мимо тебя пронесут труп твоего врага».

— Труп?! — ужаснулся Дубов. — Ты хочешь организовать труп Дарьи Муратовой?

Артемьев улыбнулся снисходительно, но опять лишь безнадежно вздохнул. А Сотоцкая сказала без раздражения, словно диагноз ставила:

— До чего же все-таки ты глуп, дорогой супруг. Как был капитаном пехотных войск, так им и остался. Тебе бы только за солдатскими портянками следить, чтоб вовремя стирали.

Артемьев одобрительно рассмеялся, а Дубов проглотил очередное оскорбление, поскольку привык к ним и покорно смирился уже давным-давно. Причина была простейшей: вся сладкая жизнь Дубова, яхта на Клязьме, шикарный автомобиль, дорогие охотничьи ружья — все это обеспечивала жена. Правда, по холдингу скользил невнятный слух, что есть якобы и еще какая-то тайна, через которую Сотоцкая держит своего Дубова на крючке. Но толком никто ничего не знал.

Артемьев спросил напористо:

— Значит, принимаем реальность какова она есть и конфронтация по отношению к Дарье отменяется?

— Ты же сам сказал: «Жди, когда мимо пронесут труп врага». Я полагаю, что ожидание будет недолгим.

— Дай бог. А что потом?

— Надо менять учредительный устав холдинга.

— На общем собрании акционеров? — Да.

— На ближайшем?

— Нет, рано.

— Почему?

— Пусть Дарья наломает дров.

— Логично.

Дубов начал возбужденно:

— А вот у меня есть идея…

— Заткнись со своими идеями! — обрезала Сотоцкая. — Иди выскажи свои идеи Дарье. Авось она через твои идеи побыстрее сядет в глубокую лужу.

— Да что же вы мне не даете слова сказать?! — наконец оскорбился и взвыл Дубов.

— А я знаю все, что ты скажешь, когда ты и рот еще не успеешь открыть, — спокойно ответила жена.

— Закончили дебаты? — устало спросил Артемьев.

— Да. Уже поздно, господа. Ступайте по домам. Мужчины поднялись из кресел, простились и двинулись к дверям. Дубов вышел первым. Когда Артемьев шагнул через порог, Сотоцкая окликнула его:

— Глеб, задержись на пару слов.

Артемьев вернулся к ее столу, оглянулся на закрытую дверь и спросил с мягкой улыбкой:

— Что прикажешь, моя принцесса?

— Мы что-то давно не встречались, ты не считаешь?

— Всего лишь во вторник. Но приказывай, где и когда?

— В субботу. На прежнем месте.

— С шампанским и красными розами.

— Да уж само собой!

— Надо постельное белье сменить в этом охотничьем домике.

— Это твоя забота, мой дорогой.

— А чем озаботишься ты?

— Могу купить «Виагру».

Артемьев засмеялся:

— По-моему, моей потенции пока хватает, обойдемся без препаратов.

— Разумеется. Я возьму во вьетнамском ресторане четыре порции креветок, суши и острой закуски.

— Лучше простых и всегда надежных шашлыков.

— Будем жарить ночью на углях?

— Конечно.

— Умеешь ты, Глеб, вырываться из скучной бытовщины жизни на уровень романтики, тут уж ничего ней скажешь. Бабник ты и коварный соблазнитель.

— Кто кого соблазнил, еще вопрос.

— Не хами. Ступай теперь.

— До завтра?

— До завтра.

Артемьев легко поцеловал ее в губы и упругой походкой спортсмена покинул кабинет.

Сотоцкая неторопливо и тщательно докрасила мизинец, убрала в косметичку все свои аксессуары, задумалась и через минуту взялась за телефон. Когда прошла связь, произнесла требовательно:

— Демидова, пожалуйста.

— А это я, Лида, — прогудело в трубке.

— У тебя что, и секретарши нет?

— А на кой хрен она нужна? Помощники справляются.

— Ты серьезно?

— Лида, секретарши — первые предательницы. Влезают не столько в дела, сколько в твою личную жизнь. И продают секретную информацию производства конкурентам, кому угодно — за копейки.

— Врешь ты все, — засмеялась Сотоцкая.

— Можешь проверить.

— Ладно, давай к делу. Вениамин, я с тобой сейчас хочу поговорить не как с директором нашего ведущего завода, тут ты у нас лидер. Потолкуем как человек с человеком.

— Попробуем.

— Как тебе наш новый президент?

— Ухватистая барышня, — осторожно ответил Демидов.

— Она тебе понравилась?

— Скорее да, чем нет.

— У меня такое же мнение. — Сотоцкая мгновенно сменила тему: — Но я просто спросила твое мнение. А дело в другом.

— В чем, Лида?

— Тебе не кажется, что ты застрял в своем служебном росте?

— Что ты этим хочешь сказать?

— Да торчишь на своем заводе в директорах десятый год. Пора бы и приподняться.

Демидов ответил не сразу:

— Что ты предлагаешь?

— Я думаю, что тебе пора встать во главе всего объединения заводов, фабрик и лабораторий.

— На место Дорохова?!

— Да. Не бойся. Дорохов уже практически отошел опт дел, и все последние силы уходят на поддержку нового президента, что я только приветствую.

— Лида, против Юрия Васильевича я не попру. Никогда.

— Я тебя понимаю. Но в принципе ты с такой идеей согласен?

— Да почему бы и нет? Только если я никаким боком не задену Юрия Васильевича.

— Само собой. Я тоже люблю старика. Ты этот разговор запомни, а вернемся мы к нему, когда придет время.

— Пусть так, — согласился Демидов, на чем разговор и закончился.

Сотоцкая швырнула трубку на аппарат и выдала комментарий:

— Трус паршивый. Хуже бабы.

Глава 9

Греф остановил машину возле приземистого и изрядно обветшавшего здания районной больницы. Сказал со скрытым вызовом:

— Сердитесь или нет, Дарья Дмитриевна, но я эту харю и видеть не хочу!

— До чего вы с Малашенко жестоки! Ну сбили человека на дороге, так хоть извинитесь!

— Пусть он перед нами извиняется.

— Ладно, сиди в машине:

Даша подхватила с заднего кресла сумку, букет цветов и поднялась на покосившееся крыльцо больницы.

Потом прошла по сумрачному коридору и толкнулась в палату.

От затхлого воздуха давно не проветриваемого помещения ее слегка покачнуло. В палате лежало