дня в день. В джунглях Белиза и то было не так жарко.

– А вы что за два хрена и какого хрена тут делаете?

Это снова был тот шотландец, что требовал сраную картошку.

По обернулся. Он узнал Кроуфорда Банни по фото из журнала. В джинсах и футболке, высокий, долговязый. Руки как у обезьяны – бледные, волосатые и непропорционально длинные. Пористый нос, похожий на клюв. Наголо обритая голова, что, однако, не скрывало лысины – сверху она блестела, а по бокам казалась матовой. Щеки, расчерченные лопнувшими сосудами. Яркие, живые и настороженные глаза.

– Кроуфорд Банни? – спросил По.

Банни поднял подбородок к По и кивнул.

– А кто спрашивает?

По протянул ему удостоверение личности. Изучив его как следует, Банни пожал плечами.

– И чего тебе надо?

– Просто поговорить.

– И арестовать меня?

– Нет.

– Хуже дня вы выбрать не могли, – буркнул он и вновь повернулся к стойке. – Я спрашиваю, где моя сраная картошка?!

– Иду, шеф! – крикнул кто-то в ответ.

– Слушайте, у нас осталось всего два шеф-повара, так что на мне сегодня и соусы, и овощи. Перерыв я себе позволить не могу, так что либо говорите, пока я работаю, либо приходите завтра.

Первый вариант идеально подходил По. Занятые люди, как правило, менее осторожны.

С ящиком заляпанного грязью картофеля к Банни подбежала молодая женщина в белом поварском халате и брюках в сине-белую клетку. Ее светлые волосы налипли на вспотевший лоб. Она взглянула на По и Брэдшоу и улыбнулась, как это делают люди, у которых нет времени представиться.

– Это что такое? – рявкнул Банни. – Почистить не судьба? Я тебе шеф-повар или сраный плонжер?

Брэдшоу тут же застучала по экрану телефона.

– Тут ты сигнал не поймаешь, милая моя, – предупредил Банни. – Придется идти на улицу.

– Кто такой плонжер, шеф Банни? Вчера вечером я читала о кухонной терминологии, но это слово мне незнакомо.

– Мойщик кастрюль. – Его губы вытянулись в тонкую прямую линию. Наблюдая, как блондинка-повар подбежала к раковине и принялась чистить картошку, он выдал целую серию инструкций на французском, которого По не знал, и все они были встречены громким «уи, шеф!».

– Простите. – Он наконец повернулся к ним лицом. – В наши дни молодые повара не хотят изучать основы. Все, что их интересует – сраные контракты, – говоря это, он стянул через голову футболку, бросил ее в корзину для белья и надел халат. К тому времени как он застегнул пуговицы, вернулась блондинка с почищенной картошкой. Банни взял картофелину и за то время, которое ушло бы у По на то, чтобы почистить морковку, разрезал ее на семь идеально ровных частей, бросил в миску с водой и принялся за следующую. Очень скоро миска была наполнена кусочками абсолютно одинакового размера и формы. И хотя каждое движение его ножа было механически точным, взглядом он внимательно следил за происходящим в кухне. Поймав взгляд По, он ухмыльнулся.

– У меня есть один повар, который умеет правильно и быстро переворачивать овощи. Только один сраный повар. Когда я только начинал тут работать, шеф-повар Китон заставлял меня чистить картошку снова и снова, пока пальцы не начинали кровоточить.

По удивленно смотрел на картофель. Большая его часть осталась в раковине. Это было хорошее начало для разговора, и он спросил:

– Почему вы чистите ее именно так?

Банни фыркнул.

– Тебе нужна официальная причина или неофициальная?

– Официальная.

– Видишь, все куски одного размера. Это значит, что они будут готовиться равномерно, а форма позволяет переворачивать их и раскатывать в сотейнике, чтобы они как следует обжарились со всех сторон.

– А неофициальная?

– Потому что мы всегда так делаем. Дашь инспектору непрожаренную картошку, и он с тебя снимет звезду.

– Но вы свои три звезды сохранили, – отметил По. – Готов поспорить, после увольнения Китона люди ожидали, что стандарты снизятся.

Банни проворчал что-то неразборчивое.

– Простите, не расслышал.

– Я сказал, что всем обязан этому человеку.

– Китону?

– Да, шеф-повару Китону. – Банни вздохнул, отложил нож, взял полотенце и вытер пот с затылка. – Послушай, этот бизнес забирает у тебя все. Я работал су-шефом у шеф-повара Китона семьдесят часов в неделю. Теперь я исполнительный директор и работаю еще больше, хотя не думал, что это в принципе возможно. Моя зарплата – пятьдесят тысяч долларов, но если разделить ее на количество рабочих часов, сомневаюсь, что она не будет минимальной. – Он взял нож и перевернул одну картофелину. – Обычно начинаю работать с семи, а заканчиваю за полночь. Сегодня мы ждем поставку крабов, их нужно перебрать и разобрать. Потом у меня назначена встреча, чтобы обсудить разработку нового осеннего меню от шеф-повара Китона, и я только что узнал, что мы потеряли одного поставщика мяса, так что придется искать нового, и хрен знает, когда у меня будет на это время.

Очередная картофелина плюхнулась в миску, и без того переполненную. Подбежала блондинка, забрала миску, и Банни начал весь процесс сначала. По хотелось расспросить о новом меню и о том, почему Китон все еще участвует в его разработке, но он решил, что сейчас лучше дать Банни выговориться. Увы, тут вмешалась Брэдшоу:

– Не хотелось бы мне так много работать, как вы, шеф Банни. Зачем вы так мучаетесь?

Банни вдруг улыбнулся.

– Это зависимость. Ты либо любишь то, что делаешь, либо ненавидишь, в моем случае – первое. У меня страсть к свежим местным ингредиентам, и мне посчастливилось работать с ними каждый день. – Он помахал руками. – И я люблю этих ребят. Тому, кто никогда не работал на кухне, трудно объяснить, как можно сблизиться с коллегами. Сумасшедший график, напряженная работа – и вот они уже ближе, чем семья. Я вижу их куда чаще, чем свою жену.

Брэдшоу с энтузиазмом кивнула, и стало ясно, что она сейчас ухватится за возможность поговорить на любимую тему.

– Да, среднестатистический работающий родитель проводит со своими детьми всего тридцать четыре минуты в день. Если предположить, что среднестатистический человек работает от тридцати до тридцати восьми часов в неделю, то, экстраполируя ваши чрезмерные часы, особенно в контексте того, насколько они асоциальны, я высчитала, что у вас выходит меньше половины среднего показателя по стране. – Она выжидающе посмотрела на Банни. По знал, что ее интересует только математика, и хотя она стала куда тактичнее, чем несколько месяцев назад, человеческий аспект по-прежнему оставался для нее на втором месте после науки.

Вид у Банни сделался озадаченный.

– У нее уникальный мыслительный процесс, – объяснил По. – Не обращайте внимания.

Банни пожал плечами.

– Да, она права. Я общаюсь с женой только за завтраком и в те редкие дни,