кому это необходимо было. Я обнаружил лишь группу Стилета, вызвал его по рации и сказал, что скоро спущусь к нему. Минут через пятнадцать я уже был у него.

– Торвальд! Скажи этим чудикам, что если они не начнут окапываться, то завтра капитан Валид будет их сношать в своей палатке по очереди!

Я посмотрел на уставших и изможденных членов группы Стилета – зрелище было жалкое. Кто-то жадно опустошал полторашку воды в один присест, кто-то свалился на спину, не снимая рюкзак, кто-то просто куда-то полз на четвереньках. Задача «изъеб… ть», поставленная Петром Петровичем, была выполнена на «отлично».

– Бойцы! – обратился к ним я. – Вы же коммандос, элита, щит и меч вашей страны и вашего народа. Проклятые американцы и евреи не дремлют! Чтобы достойно защитить свою страну – вы должны стать карающей дланью пророка, а это возможно только в том случае, если вы будете слушать и делать то, что говорят вам русские специалисты.

Ну и напоследок добавил кричалку, которой нас обучил наш преподаватель арабского в университете: «Буш, Буш исмаа зейн – мус зуб Саддам Хусейн» (дословно: «Буш, Буш, слушай внимательно – соси хуй Саддама Хусейна»). Не знаю, какое дело им было до Ирака и Саддама, но кричалку они подхватили с хохотом и начали скандировать. Тут и один из бойцов встал, вытащил из рюкзака складную саперную лопатку и со словами «Йелла, шабаб»[81] начал оборудовать себе позицию. Кряхтя и постанывая, остальные последовали его примеру.

Мы со Стилетом посидели немного, перекусили консервированным тунцом, перекурили, и я отправился назад к Спартаку. Солнце уже практически село, и я переживал, что могу и плутануть в горах (да-да, у меня иногда случается топографический кретинизм).

Но все обошлось, я нашел свою группу, которая уже оборудовала себе спальные места, позиции и выставила часового, который должен будет нести «фишку» в ночное время. Пришлось, правда, нам со Спартаком поругать немного наших подопечных, так как эти уникумы в рюкзаках притащили с собой кальян, чайники и, разведя костер, решили немного расслабиться. Нас угостили терпким и сладким зеленым чаем, а после этого мы прочитали садыкам лекцию по светомаскировке и о недопустимости такого поведения при выполнении поставленной их группе задачи. Но, кстати, чай был очень вкусным.

Мы со Спартаком расположились неподалеку от группы, у стенки русла, раскинув карематы и положив рюкзаки под головы. Я пошел по руслу, куря сигарету, и мне в глаза бросились какие-то отверстия в стенках.

– Абу Бакр, – обратился я к одному из садыков, – а что это за отверстия в стенках?

– Змеиные норы, – ответил мне Абу Бакр, затянулся и, высоко задрав голову, выдохнул дым сигареты.

– А что за змеи у вас тут обитают?

– Аффа… Ну, мы ее называем «дакыка»[82]

– А почему «дакыка»? – поинтересовался я, уже догадываясь о том, какой будет ответ. Ведь «аффа» – это, скорее всего, эфа, одна из самых ядовитых змей.

– Ну, потому что после укуса проживешь ты минутку, – разводя руки в стороны, сказал Абу Бакр.

– А как же вы защищаетесь от нее? Веревка из конского волоса? Бензин? Верблюжья шерсть? – не унимался я.

– Никак. Аллах захочет – она укусит, не захочет – не укусит.

«М-да, этого и следовало ожидать», – подумал я. Такой фатализм – вполне распространенное явление у арабов на Ближнем Востоке: все идет от Аллаха, как он захочет – так оно и будет. Я подумал, что не мешало бы ответить ему на это поговоркой «На Бога надейся, но сам не плошай», но подумал, что могут возникнуть трудности с переводом и пониманием ввиду разницы менталитетов, и, оставив эту затею, улегся на каремат.

– Абу Бакр!

– А? – ответил сонным голосом араб.

– А что, если я не верю в Аллаха?

– Ну тогда тебя точно укусит, – проворчал Абу Бакр.

Здрасте, приплыли. Сон как рукой сняло. Спартак уже посапывал, а я все сидел на коврике и прислушивался к каждому малейшему шороху. Решив покурить, я опустил голову вниз в поисках пачки и увидел, как что-то промелькнуло по коврику в сторону моего причинного места. Я каким-то невероятным усилием вскочил на ноги с задницы (наверное, сжатые от страха булки сработали как пусковая установка для моего тела) и начал остервенело топтать коврик. Почувствовав, что под ногой что-то хрустнуло, я осмотрел свое лежбище. На нем лежал втоптанный в пенку каремата скорпион.

– Детеныш, наверное, – сказал Спартак, проснувшийся от моего топота и наблюдавший за неравной схваткой. – Ну жди, щас его мать мстить придет.

После этих слов он повернулся на бок и опять засопел. «Ну заеб… сь», – подумал я. И как вот теперь после всего этого тут спать?

– Переводчик! – послышался голос Абу Бакра. – Ложись спать, не переживай. Сейчас ночами холодно – змеи не выползают на охоту. А скорпионы тут несмертельны, просто больно очень будет, если что.

Я точно не помню, но вроде бы у меня получилось подремать час-полтора. В 4 утра меня толкнул Спартак и сказал, что нам пора уже двигать в сторону лагеря. Группа уже собрала все свои вещи, засыпала позиции и была готова двигать. Спартак сказал мне предупредить всех, что правило светомаскировки соблюдать следует до самого лагеря и никаких фонариков быть не должно.

Это было очень волнующе – идти по горным тропкам в кромешной темноте. Несколько раз у меня соскальзывала нога, но Спартак вовремя подхватывал меня за руку. Уже на равнинной местности наши садыки куда-то умудрились потеряться. Мы попробовали их найти, навернув пару кругов у подножия гор, – безрезультатно. Решили выдвигаться в лагерь, и спустя минут сорок ходьбы мы увидели вдали огни освещения у нашего палаточного кемпинга. А при подходе к нему мы встретили наших потеряшек, которые бодро шли и пели свои какие-то военные песни.

Спартак поблагодарил меня за компанию и работу, а я пошел искать Лысого – спеца, с которым через час должен буду опять повести другую группу по тому же плану. Ну а что делать, раз нас, переводчиков, по пальцам пересчитать?

Аэропорт

Белый «ленд-крузер» подкатил к КПП аэродрома. Проснувшийся садык оголтело метался по помещению охраны, пытаясь вспомнить, куда он положил свой автомат. Найдя его, он выскочил на улицу и подошел к машине с наглухо тонированными стеклами. В водительском окне появилось улыбающееся лицо бородатого парня, явно не араба, одетого в «горку».

– Салам, садык, – весело крикнул он часовому. – Асдыка рус, куват хасса[83].

– Ахлян, ахлян[84]. – Часовой засуетился и начал поднимать шлагбаум.

Ратмир, а именно так звали водителя,