Ещё пару километров мы шли молча, разглядывая здания и заросшие сорняками грядки. Тела плыла чуть впереди нас вместе с козлёнком, напевая веселую балладу военных лет. Строчки из припева: «Враг злой наш падет, Солнце песню нам споёт; о реках и озёрах, о родных просторах, о тепле материнских рук, о том, как горит в Аду недуг! Там каждый злодей наш горит, чёрная дева с рогами кнутом их телеса палит!» Марати чеканила так четко, что даже мы порою содрогались от столь твёрдого пения, хотя сама Тела была спокойна, носочки вытянуты, а белые глаза мечтательно смотрели вдаль. Её песни и короткие подбадривающие фразочки разжигали огонь внутри, возбуждали интерес к победе над неизведанной аномалией. Никогда бы не подумала, что дети войны так вдохновляют…

— О, смотрите, вот он! — заверещала на всю округу Телагея. Она указывала на большой дом: он был так же заброшен, но отличался от остальных построек своим размером, большим и широким. Узкие окна были выбиты, в кое-каких местах отвалились доски. На крыше возвышался своеобразный купол с часами, которые остановили свой ход, показывая без семи минут полночь. Массивные двери гостеприимно распахнулись, давая узреть просторное здание изнутри. Правда, там все завалено барахлом и мало чего интересного можно увидеть. Но… походу, именно через эту постройку можно было выйти в Кабак. Многообещающе.

— Отлично, — Эйдан впервые за эти минуты улыбнулся, — главное, не отходим друг от друга.

— Верно подметил, Эйд! — Тела спустилась на землю и подошла ко входу в здание. — Вход в Кабак ещё найти надо среди всех этих обломков, так что не расслабляемся.

Я и Тайлер кивнули, напряжённо переглядываясь, и для надежности взялись за руки, что обе вспотели.

Когда зашли в дом, толстый слой пыли, что дремал на деревяшках, вдруг поднялся от наших тяжелых шагов. Половицы заскрипели, а нос защекотало, и послышались тихие чихи. Парадный заваленный вход освещали призрачная дымка и все тот же темный свет ночного неба. Алмаз Эйнари служил нам фонариком, показывал все паутины и старые книжки. Мои волны принялись исследовать каждый уголок дома, каждый стеллаж и стол, да быстро суетливо так. Сердце моё забилось сильнее, я с трудом сглотнула огромный комок слюны, скопившийся в горле. Когда магия так спохватывалась определенного места и, самое главное, ярко светилась, это было не просто так. Сила, находившаяся в броши, реагировала так на особенные места, кои пропитала недавняя, родная магическая аура. Например, волны светились в пекарне дяди Синамона, на улице, где раньше жила моя бабушка. Магия вспоминала все то, что совершала ранее, находила свои оставленные сгустки. Моя нахлынувшая тревога заключалась в том, что в этом месте я с роду не была, да и незнакомо оно было даже по рассказам бабули. Но брошь так рьяно пульсировала на груди, что, казалось, бирюзовый покров реликвии вот-вот разобьётся.

— По-моему, нам наверх, — сказала настороженно Телагея, удерживая Юнка, что хотел проследовать за моей магией. — Там находится какой-то чудной архив, вот между стеллажами и вход в Кабак.

Эйдан почесал затылок, ступая на хлипкую ступеньку.

— Наша магия ведёт туда, — подтвердил он, — значит, все верно.

Я коротко кивнула и вновь взялась за ладонь Эйдана. Телагея поплыла за нами, звеня цепями вместе с Юнком. Живот болезненно скрутило, только волны наверху стали ещё ярче, ещё проворней. Они переворачивали каждую книжку, каждую колотую старую рюмку, просачивались в щели между полов. Магия явно учуяла что-то.

Упаси Боже.

Поднявшись, мы узрели архив: здесь было на удивление более менее чисто, ничего лишнего. Только множество стеллажей с книгами и большой круглый стол с семью стульями. Он проглядывал между полок, стеллажи странно окружили этот стол, что переливался оттенками изумрудного и синего. Нашей задачей было рыскать между стеллажей до тех пор, пока не найдётся вход в Кабак, пока чертова избушка на козлиных ножках не повернётся к Кабаку задом, а к нам передом. Выбора, к сожалению, у нас не было. Телагея не знала других способов войти в Кабак, поэтому мы и делали то, чем занимались все прихожие призраки — ходили вокруг да около. Периодически зевая, мы с Эйданом терлись о полки, раскрывали старые книги, читая какую-то несусветицу. Страницы рукописей иссохли, а чернила смазались, поэтому нам почти не удавалось разобрать двадцать страниц. Тела вместе с Юнком ощупывала полки и деревяшки, провоцируя силу второго аномального места впустить нас. Марати говорила, что надо топтать местность сильнее, так Кабак сможет почувствовать присутствие чужих. Мы это и делали. Пинали стеллажи, осторожно топтали деревянный пол, раскрывали окна. Повторяющиеся хаотичные действия вгоняли в тоску, клонили в сон. Ноги подкашивались, а мозг уже на автомате топтал чертов скрипучий пол. Пока Эйдан время от времени легонько ударял жезлом потолок, читая размытую книжонку, я смотрела между полок на стол. Долго, даже не моргая, рассматривая свои ярчайшие волны, что кружили вокруг стола. Можно сказать, я спала с открытыми глазами. Так ску…

— Подумай и разжуй эту идею ещё сто раз в голове, Эрнесс.

Меня будто ударило током. Я встрепенулась, чуть не стукнувшись о косяк. Помотала головой и посмотрела по сторонам, проверяя, не сказал ли это Эйдан или Телагея. Нет. Они все так же занимались нудной рутиной, даже не дыша.

— Коллеги, вы меня немного не понимаете.

Я протерла глаза. Клянусь, между книг, за столом я увидела людей. Настоящих людей, не призраков. Они о чем-то оживлённо беседовали. Любопытство мигом взяло верх, я сглотнула, затаила дыхание. Чтобы лучше слышать и видеть персон, я пододвинула все книги в одну сторону и максимально просунула голову меж полок, навострила слух.

За столом сидели семеро человек: пятеро сидели по бокам, длинные экстравагантные плащи свисали на пол, шуршали брюки из дорогой ткани, звенели золотые бляшки ремней на ногах и торсах. На груди у всех искрилась эмблема… Броквена: два голубя над каметой, падающей в вечнозеленые деревья. Из пятерых сидело две женщины, — кудрявая, рыжеволосая пышногрудая дамочка со сверкающими в полумраке глазами, и худощавая дева с чёрными волосами в белой фетровой шляпке. И три мужчины, — с двумя пистолетами под ремнём парень, русоволосый мужчина в очках и пухлый старик. В центре стола расположились особенно отличающиеся люди. Довольно высокая девушка лет двадцати восьми была одета в такую же по фасону форму, но состоящую из красного переливающегося бархата. Чёрный корсет слегка оголял изящное декольте, а на шее блистала темно-бирюзовым… Призрачная брошь!