Шрифт:
Закладка:
– Ой! – воскликнула она. – У этой истории нет счастливого финала?!
Я отрицательно покачал головой:
– Классического счастливого финала здесь нет. И для того времени это оказалось вовсе не удивительно. Судьба отмерила им пятнадцать лет счастья. Сначала родился я, потом через четыре года должен был появиться на свет еще один ребенок, но…не случилось. Через несколько лет мама снова забеременела, и родился мой брат Вальгард. Когда ему исполнилось три года, мама сообщила отцу, что снова беременна. Конечно, они были рады этому событию и ждали появления на свет еще одного ребенка. А когда пришло время этому ребенку родиться, что-то пошло не так во время родов. Все же двенадцатый век на Земле – не очень продвинутое время, особенно в области медицины. Еще многие столетия земные женщины часто умирали в родах. И происхождение здесь роли не играло. Не важно – крестьянка ты или королева, перед осложнениями в родах все женщины равны. Эта судьба постигла и мою маму. А через два дня умерла наша с Вальгардом новорожденная сестра. Для отца это стало ударом, несмотря на его закаленное в битвах сердце. Мама за эти годы стала для него целым миром, который вдруг оказался разрушен.
– Какая грустная история, – вздохнула она. – Как это несправедливо со стороны Высших Сил – смертью разлучать влюбленных!
Ее слова больно отозвались тоненькой ледяной иголочкой где-то в области сердца, но я не подал вида.
– В этом мире существуют тысячи несправедливых вещей, на ход которых вы никогда не сможете влиять, леди Нортдайл. С этим ничего не поделать. Таковы законы Мироздания.
– Да… – она с тоской вздохнула. – А что же ваш отец? Он оправился от смерти своей Хельги?
– Знаю я одну земную песню… Начинается она со слов: «Не прожить нам в мире этом, не прожить нам в мире этом без потерь». Это истина. Скорбная истина, совершенно одинаковая во всех мирах и во все эпохи. Самая горькая таблетка, которую нам дает жизнь, – вновь научиться смотреть на этот мир и радоваться ему после того, как ты потерял кого-то, кто тебе дорог. Оправился ли отец? И да, и нет. Ему было ради кого и ради чего жить. Времена тогда царили суровые, долго горевать не вышло бы. Только вот больше он не женился, и даже спустя много лет после маминой смерти ее шкатулка хранилась в его покоях. Как думаете, что там лежало? – спросил я у Герды.
– Драгоценности вашей мамы? – предположила она.
– Нет. Хотя кое-что отец хранил, но в другом месте. А в той заветной шкатулке хранились разные памятные для них обоих мелочи и письма, которые они писали друг другу.
Она в изумлении распахнула глаза, затаив дыхание, а потом с улыбкой посмотрела на море.
– У моих родителей тоже была такая шкатулка. А теперь с годами она превратилась в здоровенный короб. Скоро, наверное, для этого короба понадобится отдельная комната.
И она засмеялась так же заразительно, как и сотни лет назад. Я поддержал ее, и наш смех пронесся над рокочущими волнами моря, затихая вдали.
– А кто это тут хохочет так, что слышно аж в соседнем княжестве, а-а? – услышали мы голос позади нас, и, обернувшись, я увидел того самого странного лорда в бордовом чудаковатом блестящем костюме земной эпохи Ренессанса, за которым мы вместе с моим псом наблюдали на главном городском пляже.
– Привет. Ну, это мы веселимся, и что с того? – ответила ему Герда.
Судя по равнодушному взгляду, которым она окинула этого модника, мужчина был ей знаком настолько, что его наряды ее уже не удивляли.
– Да ничего, – ответил ей этот стиляга. – Как прекрасно, что всем вокруг весело! Хоть кому-то тут искренне весело, угу. Хотя-я-я. И мне теперь тоже весело! А знаете почему?
– Почему? – задал я вопрос.
– Кхм, – хохотнул он в кулак. – Потому что я уже выпил винца, ха-ха. Счастливо оставаться, дети мои!
И, махнув рукой, он отправился куда-то, насвистывая по пути мотивчик одной песенки с весьма похабным содержанием.
– Это что сейчас было?
– А это, лорд Нордвинд, явление маэстро цифр и знаний простому темному народу. Знакомьтесь – Джеран Мирайл, профессор математики, магических расчетов и аналитики. Брат моей невестки. Тот самый мужчина, которого «не для вас, куриц, мать орла растила». Говорить о нем можно бесконечно, но лучше один раз увидеть, и забыть его у вас уже не получится. Однако что касается семьи и близких – для него это святое. Да и мы уже давно привыкли к его характеру и любим его таким вот непосредственным. В конце концов, как говорит мой дедушка, тараканы в голове есть у всех. Просто у кого-то они ручные, а у кого-то дикие, бойцовские.
– М-да, действительно. Занятная личность, – усмехнулся я, все еще находясь под впечатлением. – Леди Нортдайл?
– Да?
– А вы не желаете вернуться в зал и снова подарить мне танец? А может быть, и два?
Бросив на меня игривый взгляд из-под ресниц, она расцвела в обезоруживающей улыбке:
– Идемте, лорд Нордвинд. Где два танца, там и третий…
Герда
Рассветное солнце медленно выплывало из-за гор, прогоняя прочь ночную тьму. Угасающая россыпь звезд стала едва заметна на светлеющем небосклоне: из иссиня-черного он постепенно становился дымчато-голубым, а затем с востока наливался золотисто-розовым. Стоя у окна, я наблюдала рождение нового дня, мысленно то и дело возвращаясь к прошедшему балу дебютантов. Меня переполняло томление, отчего, вернувшись с бала незадолго до рассвета, я не смогла уснуть.
Мне не хотелось в этом признаваться, но Эрик Нордвинд за один лишь вечер запал мне в душу, как бы я этому ни противилась. После предательства Дарэна я обещала самой себе, что больше никто не сможет меня очаровать. И что же? Под натиском обаяния лорда Нордвинда, который был мне едва знаком, все мои обещания самой себе потерпели крах. Я ругала себя за то, что поддалась этому притяжению, отрицала его до последнего, но стоило признаться хотя бы самой себе в том, что я неравнодушна к Эрику, с которым мы пока так и остались на «вы». Так мне казалось, что я сохраняю дистанцию с ним и не поддаюсь чувствам. Но позже я поняла, что это не работает: прощаясь с ним, я поймала себя на мысли, что уже с нетерпением жду следующей встречи. «Герда, так нельзя! Нельзя, нельзя, нельзя!» – мысленно кричала я самой себе, но что это могло изменить? Проще, наверное, остановить грозу и тучи развести руками.
Хуже всего было то, что ни Идэн, ни Виэль, ни Дарэн при первом знакомстве не вызывали у меня и сотой доли того шквала эмоций, который пробуждал Эрик всего лишь парой невинных фраз. А когда он отдал мне свой сюртук, принявшись его застегивать и сетуя, совсем как папа или мама, что у меня душа нараспашку, я обомлела, потеряв дар речи. Казалось бы, мелочь, но…
– Ты очень ему нравишься, сто процентов! – в один голос уверяли меня подруги. – Он весь вечер с тебя глаз не сводил!
– Вздор это все! – отмахивалась я. – Он на всех смотрел с одинаковым интересом. Свободный мужчина как-никак, имеет на это право!
Марьяна с Эмилией ничего больше не сказали и лишь молча переглянулись, хитро улыбаясь. Конечно, мне хотелось в глубине души думать, что Эрик смотрел на меня по-особенному, но, с другой стороны, мне было страшно ошибиться, придумав то, чего не было. В минувший вечер я как будто удивила саму себя. Как это оказалось на меня не похоже – вот так очароваться с первого взгляда! От его прикосновений в танце заполошно билось сердце и тело охватывала сладкая истома. Моля Богов, чтобы он ни о чем не догадался, я старательно держала на лице маску спокойствия,
