В душе возникло ощущение, что меня обокрали. Грызун предлагал значительно больше. Не факт, что я бы получил обещанное, но суммы всё равно несопоставимые.

Допив пиво, я выбрался из салуна на улицу. Народу не убавилось. Возле крыльца стояла платформа с логотипом Смертной ямы на борту, Желатин с компанией упаковывали в кузов мешки. По очертаниям не сложно было догадаться, что находится внутри, но люди как будто не замечали этого, а может, не хотели замечать. Красивый вечер, тёплая погода, лучше выпить пивка и закусить грибочками, чем ковыряться в грязном белье Загона.

Через рабочий выход я прошёл в жилые блоки. Первым делом добрался до отделения арсенала, сдал оружие, патроны. Закатал в вещмешок плащ, разгрузку, и тоже сдал. Учётчица подтвердила вторую категорию доступа и дополнительно сообщила, что отныне я имею право на десятипроцентную скидку при покупке экипировки и боеприпасов. Я поблагодарил за информацию и направился в свой блок.

Место моё оказалось занятым. Пожилая женщина лежала, подогнув под себя колени и уткнувшись бездумным взглядом в стену. Одежда на ней не выглядела заношенной, наверняка из новой партии.

— Давно прибыли? — спросил я.

Она повернула голову.

— Три недели.

— С вами не было молодой женщины с азиатскими чертами и девочки шести лет?

— Не было.

— Понятно. Где сотрудничаете?

— Понимаете… я пыталась, но не понимаю как, — она протянула мне планшет. — Сообщения так быстро приходят, что я не успеваю. Ездила на сбор крапивницы, но с моей спиной, да и руки уже… Если б вы знали, что я там видела, — на её глаза навернулись слёзы.

— Я знаю, я тоже это видел. Ладно, отдыхайте.

Вдаваться в её проблемы — это накручивать себя, переживать за неё, за сотни таких же, как она, старых, беспомощных, больных, одной ногой уже опустившихся в яму. Нет, мне есть о ком переживать. А теперь ещё надо идти к Ровшану, просить новое место.

Старосты за своим столом не оказалось, не было и самоката, уехал куда-то. Впрочем, он даже до туалета пешком не ходит. Оставшуюся без хозяйского присмотра конторку охранял хлыщ Крючёк. Увидев меня, выпучил зенки.

— Тебя аннулировали!

— Где Ровшан? — не вдаваясь в подробности, спросил я.

— Так это… На ужин отъехал. Тут недалеко, возле раздачи. Самокат увидишь…

Дальше я слушать не стал. Трапезничать в общем зале Ровшан не станет, побрезгует. Он же великий, значит, сидит в каком-нибудь кабинете как принц датский в окружении кастрюль и тарелок, и балует себя лучшими яствами. Так и было. Самокат стоял прислоненный к раздаче. Повариха кинулась мне наперерез, как разъярённая курица.

— Куда прёшься, шлак? Да ещё в грязи. Тобой полы что ли тёрли?

Что есть, то есть: ни умыться, ни постираться я до сих пор и не сподобился. Но это не моя вина, времени не было.

— Кто там, Тамара? — раздался знакомый чавкающий голос.

— Тут и не поймёшь сразу.

— Это я, Дон.

— Пусти его.

Повариха послушно отступила и ткнула пальцем на прикрытый шторой проём. Я вошёл.

Обеденный кабинет у Ровшана был небольшой, зато чистый и светлый. Стол заставлен тарелками и тарелочками, в каждой что-то своё. Такого разнообразия я не видел даже в баре для положенцев в депо. Сыр, колбасы, жареная курица, отварной картофель, селёдка. Отдельно в графинчике водка. Живут же старосты, нечета зашлакованным.

В отличие от хлыща, Ровшан моему воскрешению не удивился. Указал на стул рядом:

— Присаживайся. Отужинай со мной.

Я не отказался. Последний раз удалось поесть вчера вечером в тюрьме Анклава. Подавали кашу из крапивницы и воду. Так что я, не стесняясь, подцепил вилкой кусок селёдки, взял картофелину. Ровшан налил в рюмку водки, подвинул. Я отказался.

— Ну как хочешь. Ты насчёт места?

Я кивнул.

— Извини, что твоё отдал, из Конторы сообщили, что ты больше не с нами. Где был-то?

— Долгая история, — я намазал масло на хлеб, сверху положил сыр. — Да и неприятная. Не хочу вспоминать.

— Чем собираешься заниматься? Если хочешь назад к Куму…

— Не, спасибо, я пока здесь. Во внутреннюю охрану определился. Завтра первый день сотрудничества. Давай с местом решим побыстрее. Мне ещё в душ сходить, да и спать хочется. Задолбался я по Территориям мотаться.

Место мне Ровшан выделил неподалёку от старого: Д-56. Пока я ходил в помывочную, староста подсуетился, направил людей поменять подстилку, повесить новую занавесочку, даже картинку с актрисой из прошлого прикололи на стенку. Видимо, дошли до него слухи, что я встречался с Мёрзлым, а знакомство с такими людьми чего-то да значит, вот он и подстраховывался. Я помылся, оплатил чистку, стирку, пока ждал одежду, сыграл с банщиком в шашки. Между ходами спросил осторожно:

— Гук давно не заходил?

— Да уж месяц не видел, — не отрывая глаз от доски, ответил банщик. — Говорят, где-то возле Полынника.

Полынник — это территория Загона, на которую уже давно зарились прихожане. Если Мёрзлый отправил Гука туда, значит, намечается что-то нехорошее.

[1] С подводной лодки (англ.)

[2] Слова Роберта Рождественского.

Глава 16

Разбудил меня зуммер. На планшет пришло сообщение:

Управление внутренней охраны: к 6–30 прибыть на общее построение в Радий.

Я посмотрел время: 5–49. Мать твою, они ополоумели в такую рань?

Но делать нечего, пришлось подниматься. Отныне я сотрудник внутренней охраны, а Радий у них место сбора. Мне следовало поторопиться.

Я оделся, умылся. На завтрак уже не успевал, пошёл голодным.

Блоки оживали, коридоры наполнялись людьми, гудели планшеты, рассылая сообщения по сотрудничеству. В Радии собрались сотрудники внутренней и внешней охраны, похоже, это их общее место сбора. Внешники выстраивались возле проходной, внутренняя служба встала полукругом напротив прохода к станку. Командовала женщина в зелёном комбинезоне с нашивкой на правой стороне груди: начальник внутренней охраны. Обращались к ней с толикой страха и подобострастия по имени-отчеству: Галина Игнатьевна. Женщина вызывала стойкое ощущение неприязни: тяжёлый взгляд, хрипловатый голос, близко посаженные глаза, стрижка под мальчика. Справа на поясе кобура с револьвером. Я присмотрелся, огнестрельное оружие было только у неё, у остальных дубинки и электрошокеры. Одеты по-разному: в коричневое, в синие, на левой руке обязательная повязка с логотипом Центра безопасности — оскаленная волчья морда в красном круге.

Я встал с левого края, хотя по росту мог пристроиться к правофланговому. Ровно в шесть тридцать начальница скомандовала «смирно» и зачитала несколько вводных. На планшеты пришли данные по ночным преступлениям на территории всего Загона и ориентировки. Я глянул мельком, Грызун в них не числился, значит, Желатин сработал чётко, а может ЦБ прикрыл.

Дальше начался развод. Отправляли парами в патруль по коридорам и блокам. Пары уже были устоявшиеся, как и схемы маршрутов патрулирования. Основная задача понятна без объяснений: ходить, приглядывать за порядком, жёстко реагировать на нарушения. Мне как новичку пары пока не было. Начальница глянула на меня зверем, поиграла желваками и сказала:

— Кстати, забыла представить нового сотрудника. Знакомьтесь…

Строй обернулся ко мне.

— Дон, статус коричневый. Вы должны помнить его по последнему шоу Мозгоклюя. Кровавый заяц. С сегодняшнего дня он будет сотрудничать… Гоголь, он твой. Обучишь, расскажешь, покажешь. Всё, как обычно. Только сначала своди его на базу, экипируй, как положено, а потом в шестой блок.

После развода подошёл мужчина в синей рубашке, буркнул недружелюбно:

— Иди за мной.

База внутренней охраны находилась сразу за заслоном, прикрывающего подходы к станку. Мы свернули в боковой коридор и оказались в рукотворном помещении с низким потолком. Вдоль стен стояли стеллажи, у входа выстроились в ряд электросамокаты. Чуть дальше несколько самодельных нар, коробки, ящики, столы. Общее впечатление — упорядоченный бардак, который никак не вязался с тем, что руководитель подразделения женщина.

Гоголь пошвырялся среди хлама, выудил на свет пояс, дубинку, электрошокер и с брезгливым видом протянул мне:

— Держи

— Повязку, — напомнил я.

Он снова полез в хлам, чихнул, выругался и вытащил повязку. Я нацепил всё на себя, жаль, зеркала нет, посмотреть, насколько грозного вида получился охранник.

Покончив с экипировкой, мы направились в шестой жилой блок. От третьего он ничем не отличался. Те же комплексы нар по десять койко-мест в ряд и два в ширину, верёвки с бельём между комплексами, снующие дети, недружелюбные взгляды нюхачей. И лица те же, и очереди в помывочную и в столовую. Утро в самом разгаре. Пока основная часть населения не разойдётся по сотрудничествам, очередям и суете не будет конца.

— Бабло есть? — глядя на меня из-под бровей, спросил Гоголь.

Его нахмуренный вид начинал раздражать. Ладно бы он на всех так реагировал, но за время