лет, когда мама усадила нас и сказала, что папа ушел и не вернется. В тот день мы все трое плакали. И тогда я больше никогда не плакала. В особых случаях, таких как День отца или дни рождения, когда Ксандер уходил и закрывался в нашей спальне, я была в полном порядке. Мама говорила мне, что грустить — это нормально.

Я даже не знаю, грустно ли мне сейчас.

Я просто чувствую себя потерянной.

Я встаю и решаю, что это начало. Я сбрасываю платье и лифчик, заворачиваю грудь и надеваю толстовку и спортивные штаны Эла.

Потом встаю перед зеркалом и убираю Элис. Я убираю все накладные волосы, смываю макияж с лица, срываю накладные ресницы и выбрасываю их в мусорное ведро, хотя они стоят больше девяти долларов.

Я смотрю в зеркало и вижу Эла. Я думала, что почувствую себя немного лучше. Чуть больше уверенности.

Но сейчас я еще больше потерялась. Я даже не знаю, кто такой Эл. Но самое страшное в том, что… стала Элом, я думаю, что потеряла и Элис.

Я не знаю, кем я была раньше.

И уж точно не знаю, кто я.

* * *

Не знаю, как долго я ждала в этой ванной — по крайней мере, час, может, два, — но Хейдену должно хватить времени, чтобы уснуть. Все, что я хочу сделать, это скользнуть в свою постель и забыть, что это когда-либо было. Я волочу ноги в комнату, и когда я открываю дверь, я купаюсь в свете. И запах рвоты.

Я осматриваю комнату. Простыни на его кровати спутаны, а на земле валяется куча пустых бутылок из-под выпивки: гораздо больше, чем когда я была здесь Элис.

Из ванной доносятся жалкие стоны, и я засовываю туда голову. Вот он, распластавшийся на унитазе, дрожащий и совершенно жалкий.

Он медленно поворачивается ко мне, едва смотрит мне в глаза, а затем возвращается в туалет.

Противный.

— Держись, приятель, — бормочу я.

Я смачиваю тряпку горячей водой и вытираю ему рот. Нет смысла беспокоиться о том, сделают ли это «братаны» — он не вспомнит об этом завтра. Затем я подхожу к мини-холодильнику и достаю бутылку воды, неудивительно полную, после беру со стула его толстовку и пижамные штаны.

— Давай подготовим тебя ко сну, чувак.

Он прислоняется к ванне. Надеюсь, он выблевал все свои кишки за ночь.

Я отдаю ему его толстовку и штаны.

После жалкой попытки он надел штаны, но одна рука просунула голову в рубашку. Он безвольно падает на ванну.

— Эл, я умираю.

Я стягиваю свитер через его голову.

— Ты не умрешь, — бормочу я. — Ты просто идиот.

Хейден падает мне на плечо и тихонько смеется. Звук заставляет кровь бежать по моим венам. Теперь он не выглядит таким отвратительным; его волосы падают ему на глаза, и он широко и сонно моргает. Не такой жалкий… просто хрупкий.

Он смотрит на меня, его темные глаза сузились. Нахмуренные брови и поджатые губы заставляют его выглядеть так, будто он думает…

— Эл, — бормочет он.

И в пространстве дыхания я представляю, как он говорит миллион разных вещей. Мир внезапно открывает бездну возможностей. Он мог сказать что угодно. Он мог знать. Я могла бы сказать ему правду прямо сейчас. Правду. И еще что-то там висит, но я пока не совсем уверена, что именно.

— Ага? — шепчу я и не уверена, говорю ли я как Элис или Эл, и есть ли сейчас вообще разница.

Он смотрит на меня еще какое-то мгновение, затем слегка улыбается.

— Знаешь, ты мой лучший друг.

Ты мой лучший друг.

Грустная улыбка пробегает по моему лицу.

Это работает.

Я всхлипываю, и слеза медленно стекает по моей щеке.

И эта вещь — та неуловимая вещь, которая висела передо мной, — вдруг проясняется. И все возможности, ну, все они указывают на это.

Ты сделала это, Белл.

Я влюбилась.

ГЛАВА 14

Элис

— Я так устала. — Я практически падаю, когда вхожу в парадную дверь.

— Перестань ныть, Элис, — отрезает моя мать.

— Это не по-женски.

Я бросаю свою сумку для фигурного катания на пол и испускаю самый громкий стон, на который только способна. У мамы нет восьми фунтов накладных волос на шее. Маме не нужно руководить репетициями в старшей школе, фигурном катании и хоккее, одновременно притворяясь мальчиком и девочкой. Я снова стону, на этот раз громче.

Все дни превратились в туман. Тренер усилил тренировки сейчас, когда плей-офф не за горами. И впервые за несколько лет у «Соколов» есть шанс их сделать. А еще есть благотворительный «Ледяной» бал от мамы, который тоже скоро состоится! Я даже не думала о том, как удержу Элис, фигуристку, подальше от всех «Соколов», которые должны присутствовать… или почему Эла не будет. Пока я не столкнусь с Хейденом, все должно быть в порядке. Он единственный, у кого есть шанс узнать меня.

Резкий укол стыда пронзает мою грудь, когда мои мысли возвращаются к той ночи в гостиничном номере. Хейден никогда ничего не говорил Элу об Элис и никогда больше не пытался связаться со мной. Понятно, что эта ночь была ничем иным, как попыткой секса на одну ночь.

Я спотыкаюсь вверх по лестнице, хлопая сумкой на каждом шагу. У меня есть около получаса до хоккейного матча. Большая часть этого будет потрачена на то, чтобы смыть Элис и стать Элом.

Пробравшись в свою спальню, я падаю на кровать. Если я закрою глаза хотя бы на секунду, я могу уснуть. Именно тогда я замечаю Ксандера, сидящего за моим компьютерным столом.

— Привет, — бормочу я, наполовину уткнувшись лицом в подушку.

— Что ты делаешь?

Он медленно поворачивается.

— Мне нужно было напечатать исследовательскую работу для школы.

Я закрываю глаза. В последнее время я почти покончила с Ксандером и его эмо-я.

— Ты забыла свои фотографии.

Мои глаза распахиваются. Я загрузила все свои фотографии с рождественских каникул. Ксандер нажимает на селфи, где мы с Хейденом. Он заставлял меня попробовать эту странную канадскую еду со сыром на картофеле фри. Это было потрясающе.

— Не волнуйся, — говорю я, садясь.

— Посмотри на фотографии. Я выгляжу точно так же, как ты

Те же взлохмаченные волосы, глубокая улыбка, круглые глаза.

— Я была так осторожна все это время. Никто не знает. Никто не мог отличить нас друг от друга.

— Вот в чем дело, Элис! Никто не может отличить нас!

Я встаю и хлопаю экраном ноутбука.

— В чем твоя проблема?

Он