деле, я могу продержаться без еды и воды дольше, чем все здесь присутствующие. Это не значит, что это будет приятно, но я не умру от жажды, пока мы не найдем выход отсюда. Возможно.

Грир и Атлас подводят Нико к стулу и помогают ему сесть. Прямо сейчас мы больше ничего не можем для него сделать. У нас нет других источников воды, и не похоже, что под столом с отравленной едой спрятана аптечка первой помощи. Даже если бы она была, я бы ей не доверяла.

Джейд, с другой стороны, беспокоит меня. Ее все еще не перестало рвать, и в ее желудке, должно быть, ничего не осталось. Звук ужасный.

Если я продолжу сидеть и ждать, пока что — нибудь случится, я сойду с ума. Раздраженно фыркая, я натягиваю ботинки обратно. Как будто мне недостаточно жарко, я снова засовываю ноги в эти меховые штуки, и это только ухудшает ситуацию. Но я не собираюсь отправляться в поход по лесу босиком.

— Я вернусь, — говорю я Грир, прежде чем подойти к краю поляны. Атлас мгновенно оказывается рядом со мной.

— Куда ты идешь? — Его ореховые глаза сегодня еще зеленее, как будто он приспособил их под цвет травы. На нем все еще надета его футболка, но в какой — то момент он оторвал рукава и сделал себе майку.

— Я не могу просто сидеть сложа руки и ждать, пока Боги решат, что они закончили наказывать нас. Я собираюсь найти способ выбраться отсюда.

Я ожидаю, что Атлас попытается отговорить меня от этого. Вместо этого он удивляет меня кивком. — Я пойду с тобой.

ГЛАВА 19

АТЛАС

Под покровом деревьев должно быть прохладнее. Но это не так. Создается впечатление, что деревья удерживают влажность и тепло. Воздух тяжелый, и слой влаги оседает на моей коже, пока мы продираемся сквозь подлесок. Что иронично, поскольку я перестал потеть. В моем теле не осталось ни грамма лишней воды. Шипы и колючки ежевики впиваются в мою кожу, оставляя царапины на голых руках и икрах.

— Ты что — нибудь слышишь? Движение, какие — нибудь признаки цивилизации?

Рен останавливается и склоняет голову набок. Ее глаза закрываются, как будто это поможет ей лучше слышать. Я задерживаю дыхание, ожидая малейшего звука, который подскажет нам, где мы оказались. Нет ничего. Только насекомые и птицы.

— Черт. Я думаю, мы на одной из территорий Олимпа, — стону я сквозь стиснутые зубы. Дом Олимп является частью Территории Олимпа, что означает, что он может находиться где угодно и нигде одновременно. На последней вечеринке в честь игр в задней части бального зала не было стены. Вместо этого она была открыта для гигантского водопада. В центре Чикаго. Мое лучшее предположение, что мы находимся в какой — то части Территорий Олимпа, которая существует за пределами обычного мира.

— Сможем ли мы выбраться отсюда сами? — Рен поднимает на меня взгляд. Ее щеки порозовели от жары. Слава богу, что ее спортивный лифчик черный, потому что даже сейчас я вижу ее соски, и это отвлекает. Тем временем моя самодельная майка пропиталась потом, и я ничего так не хочу, как прыгнуть в кислотный ручей.

— Я не знаю, — неохотно признаюсь я, проводя рукой по лицу. У меня нет никаких блестящих предложений. — Давай продолжим. Если мы ни с чем не столкнемся в течение следующего часа, мы вернемся и проверим остальных.

На то, чтобы что — то найти, уходит меньше часа. Только это не то, что мы ожидали. Каким — то образом, хотя мы шли по прямой, мы оказываемся именно там, откуда начали. Мы с Рен слышим голоса еще до того, как достигаем поляны. Журчание идеально звучащего ручья заставляет меня закрыть глаза. Прежде чем мы выходим из чащи, я знаю, где мы находимся. Мы вернулись к другим чемпионам.

— Мы просто ходили по кругу. — Я рычу, когда мы выбираемся из кустов и топаем обратно на поляну.

Дрейк вскакивает со стула, когда видит нас. — Вы что — нибудь нашли?

Рен машет мне рукой, как будто слишком устала, чтобы объяснять. Она плюхается на диван, на то же место, где была раньше. Ее голова откидывается на подушки, и она шумно выдыхает.

— Настолько успешно, да? — Грир сохраняет невозмутимое выражение лица. Она собрала свои каштановые волосы высоко на макушке. Ее кожа слегка обгорела от многочасового пребывания на солнце.

— Я не знаю, как отсюда выбраться. Мы просто ходили по кругу, за исключением того, что шли по прямой линии.

Челюсть Грир щелкает, и в ее глазах появляется ненависть. Я знаю, что она направлена не на меня. Эта ярость принадлежит жрецам и Богам, которые поместили нас сюда. Рен открывает глаза и смотрит на Грир. Грир, должно быть, почувствовала взгляд, потому что поворачивает голову в сторону Рен и приподнимает бровь.

— Почему ты так на меня смотришь?

— Твои сережки — маленькие яблочки. — Рен хмурит брови, словно пытается разгадать загадку.

— Я их не выбирала. — Она указывает на свой наполовину изорванный зимний костюм. — Очевидно.

— Давайте устроим этим чемпионам дразнящий пир, — бормочет Рен.

— Натаниэль говорил это раньше. — Я ловлю взгляд Рен, и мы смотрим друг на друга. Я не знаю, что происходит у нее в голове, но есть что — то во фразах Натаниэля, что заставляет меня задуматься.

— Заманчиво, — бормочу я, чувствуя, что какой — то кусочек знания находится за пределами моего понимания.

Грир прищуривается, глядя на меня. — Ты уже сходишь с ума? Прошло всего несколько часов.

— Натаниэль сказал, что это будет восхитительный пир, — я произношу слова медленно, как будто взвешивая каждое из них по отдельности, можно выявить их истинное значение.

— Я только что это сказала. — Рен закатывает глаза, но затем переводит взгляд на стол, заваленный отравленной едой.

Грир выпрямляется и смотрит на Рен так, словно та сказала что — то важное. Мы все трое пытаемся вспомнить что — то важное.

— Что это? Что ты знаешь? — Спрашивает Рен.

Глаза Грир бегают туда — сюда, как будто она читает слова на странице, только там ей не на что смотреть. Я все еще стою в тени, раздумывая, не порвать ли штаны, чтобы у меня появилась пара шорт. Нико сидит в кресле, где мы его оставили. Я подхожу к нему и хмуро смотрю на его покрасневшие руки и бледное лицо. Ему нужна медицинская помощь. Что бы ни было в том ручье, Нико выздоравливает