Но учтивость, с какой он встретил Маргариту со свитой, была безупречна. Он не обратил внимания на Сомерсета, но Дугласу сказал несколько лестных слов, превознося храбрость шотландских солдат и сказав, как высоко он их ценит. Затем свита вынуждена была удалиться, потому что король пожелал говорить с Маргаритой наедине. И тут не стал терять времени на лишние учтивости.

– Ваши дела плохи, кузина.

– Не могу возразить вам, ваше величество, иначе бы я не приехала. Узурпатор Эдуард IV одержал победу, встав во главе мятежников, и занял трон, который принадлежит моему сыну. Я не могу терпеть, чтобы попирались права моего супруга, получившего власть от Бога.

– После миропомазания узурпатор говорит то же самое. Я не вижу, что могу сделать для вас, кузина, если вы с армией в шестьдесят тысяч человек, а таких армий еще не бывало, не сумели одержать победу. Кто командовал вашей армией?

– Я сама! Я хорошо изучила Тита Ливия и уверена, что знаю военное дело не хуже любого военачальника.

Король взглянул на Маргариту с насмешливым удивлением.

– Вы сами, кузина? Но воевать не учатся по книгам. Неужели у вас не нашлось опытного воина, который мог бы возглавить такую огромную армию? В Англии, и особенно в Шотландии, как я знаю, есть немало славных рыцарей!

– Вы не ошибаетесь, славных рыцарей много, но мало настоящих военачальников. Те, что защищали Алую розу, убиты, а мой дорогой супруг, к несчастью, неспособен вести в бой солдат. Пришлось мне возглавить их.

– И они вам повиновались? Мне кажется это чудом.

– Да, это чудо, но люди Франции видели такое, и не так уж давно.

– Вы имеете в виду Орлеанскую девственницу? Но ее нам послал Господь. И после битвы она не призывала палача, чтобы покончить с пленниками. Выкупы за них принесли бы вам золото, мадам, а не ненависть.

Маргарита взглянула на Людовика с опаской: она не ожидала от него такой осведомленности. К тому же она вынуждена была признать, что он очень изменился. Она помнила вспыльчивого озлобленного юнца, который терпеть не мог красивых женщин и к мужчинам относился не лучше, но… Дофина, который беспрестанно воевал с собственным отцом и однажды настолько разъярился, что сбежал от него к герцогу Бургундскому, больше не существовало. Человек, который смотрел на нее холодным, но внимательным изучающим взглядом без сочувствия был настоящим королем.

Людовик молчал, желая, чтобы Маргарита хорошенько вдумалась в его слова.

– Будем говорить откровенно, – помолчав, предложил он. – Чего вы от меня ждете?

– Солдат и денег.

– Это я могу вам дать…

Фраза не была закончена, далее следовало непроизнесенное «но». Повисшая в воздухе неопределенность действовала Маргарите на нервы.

– Взамен чего? – спросила она.

Ответ на ее вопрос последовал незамедлительно:

– Кале.

Маргарита не ожидала это услышать. Тоска и безнадежность стеснили ей сердце.

– Это невозможно, – наконец произнесла она. – Кале бесконечно дорог сердцу англичан. Они не простят мне потери.

– Накопилось уже столько прегрешений, которых англичане вам не простят, кузина. И если Кале дорог сердцу англичан, то еще дороже он сердцу французов. Кале светит им как звезда с крайней точки нашего королевства. Вспомните, до Эдуарда III эти земли принадлежали французам, и англичане завладели ими по своему произволу.

– Кале мне не простят, – повторила с горечью Маргарита. – Владеть Кале – значит владеть ключом к Европе, контролировать морское судоходство. Кале – последнее владение англичан во Франции, якорь, брошенный островом на континент.

– Что ж, моя дорогая, поищите в другом месте то, за чем приехали ко мне. В отличие от вас, кузина, я дорожу кровью своих солдат. И не желаю рисковать ими, соглашаясь на авантюру. Для участия мне нужно оправдание хотя бы в моих собственных глазах. Кале или ничего!

Людовик встал, давая понять, что, по его мнению, разговор затянулся.

– Еще минуту, прошу вас.

Маргарита лихорадочно размышляла. Что ей, собственно, стоит отдать город, который так или иначе Людовик возьмет сам, силой своих солдат? К тому же наместник в Кале по-прежнему Уорик… Внезапно ей пришла в голову счастливая мысль:

– Если я приму ваше предложение, мне понадобится еще и военачальник, который сможет вести войну на территории Англии и выиграть ее.

– Я тоже так считаю. Можете быть уверены, что ваши войска будут в надежных руках. Я дам вам…

– Пьера де Брезе!

Под нахмуренными бровями темные глаза загорелись гневом.

– Теперь моя очередь говорить: это невозможно! Брезе находится в тюрьме. Он интриговал против меня и заслуживает…

– Смерти? Но, дорогой кузен, если бы заслуживал, то был бы уже казнен. Мне ли напоминать вам, что сеньор де Брезе – цвет рыцарства. Самый преданный из слуг его величества вашего отца, и… королева четырех королевств очень его любила? Он не слишком жаловал дофина, не скрывал этого, и, вполне возможно, взойдя на трон, вы тоже отнеслись к нему не слишком дружески. Но я не хочу другого военачальника, кроме де Брезе. Если вы хотите Кале, дайте мне де Брезе.

И вдруг Людовик расхохотался. Искренне, от души. Что случалось гораздо чаще, чем можно было подумать: у короля было хорошее чувство юмора.

– Что ж, – сказал он, – вижу, вы и я достойные внуки замечательной бабушки. Вы умеете постоять за себя. Иоланда была бы вами довольна.

Король подошел к столу, на котором лежали свитки, пергаменты, письменные принадлежности, взял один пергамент, набросал несколько слов и приложил свою королевскую печать.

– Возьмите. Приказ об освобождении сеньора де Брезе. Поезжайте сами к нему в Лош. И… привезите его ко мне. Но не спешите. Думаю, вам есть, что ему рассказать. Прошло немало времени с тех пор, как он был вашим верным рыцарем.

Очень давно Маргарита не испытывала такой чистой радости. Лицо ее просияло, и Людовик мысленно обругал себя «дураком»: для милой кузины, оказывается, живы детские забавы. Быть может, она отдала бы Кале за одного де Брезе?

– Да, чуть не забыл, за что и прошу прощения: вы, разумеется, гостья этого замка до вашего отъезда, кузина. Но я вас оставлю здесь одну, долг призывает меня вернуться в Плесси.

В глубине души король был доволен, что дело де Брезе разрешилось столь неожиданно. Он получил возможность великодушно простить бывшего сенешаля Нормандии. И… отправить его на войну, где отважный рыцарь, скорее всего, сложит голову.

А Маргарита, оставив сына и шотландский эскорт в Амбуазе, с небольшой охраной уже скакала галопом в Лош. Очень скоро ворота мрачного донжона, чьи застенки заставляли дрожать даже самых храбрых, отворились, и Пьер де Брезе оказался на свободе… Хотя, говоря по чести, он не слишком страдал в заточении,