— Почему? — вырвалось у Уилла.

Лэйд рассеянно отполировал платком набалдашник трости. На боковой улочке он заметил локомобиль — потрёпанную неброскую машину, чадящую паром из своих прохудившихся внутренностей, но выглядящую достаточно рабочей, чтобы принять на борт седоков. Судя по пятнам жёлтом краски, механизированный кэб. Что ж, это следовало считать удачным стечением обстоятельств. Лэйд поднял трость, привлекая внимание кэбмэна, равнодушно пившего сидр в тени дома. И лишь потом вспомнил, что так и не ответил Уиллу.

— Оно абсолютно самодостаточно и самоудовлетворено. И, надо полагать, счастливо.

Уилл недоверчиво уставился на него, будто Лэйд только что произнёс нечто в высшей степени нелепое. Вроде того, что для чистки обуви лучше всего подходит сыр или дождевая вода полезнее при простуде всех микстур.

— Счастливо? Но ведь вы сами сказали, оно, по всей видимости, даже не разумно!

— А с каких пор разум есть неотъемлемая составляющая счастья? — Лэйд обмотал платком жабий камень и спрятал в карман, — Вы молоды, Уилл, а молодость часто действует сродни шаловливому школьнику, норовящему подсунуть товарищу нарочно неправильный ответ. Разум не залог счастья, напротив, его убийца. Безусловно, он действует нам во благо, если бы не разум, мы никогда бы не построили Собор Святого Павла, не открыли бы паровой двигатель и даже не научились бы передвигаться на двух ногах. Так бы и сгинули в бездонном болоте удовлетворения собственных страстей, едва лишь успев отбросить хвост. Разум защищает нас от этого, неизбежно уничтожая вкус всякого удовольствия. Именно он отравляет удовольствие от победы. Заставляет сомневаться в достигнутом. Сравнивает с достижениями прочих. Ведёт бесстрастный подсчёт. Счастье, отравленное разумом, недолговечно. Был бы я философом, заметил бы, что человек, должно быть, несчастнейшее существо на свете, обречённое раз за разом завоёвывать счастье — только для того, чтобы запертый в его черепной коробке бесплотный хищник растерзал его подобно гиене, обрекая на новые чаяния и попытки. Но, к вашему счастью, я не философ. Я лавочник. К тому же, порядком уставший и голодный. Мои часы утверждают, что уже два часа пополудни, время, когда джентльмену пристало обуздать утренний пыл и заняться насущными делами, а именно — вкусить от земных щедрот сытный обед.

Уилл недоверчиво уставился на него. Всё ещё бледный после посещения Вечных Любовников, он не выглядел достаточно сильным даже для того, чтоб расправиться с жареным цыплёнком.

— Вы серьёзно?

— Ну разумеется. Одной похотью сыт не будешь! Судьба улыбается нам, Уилл. Ведь следующий круг ада, который нам предстоит посетить, третий по счёту, в нём томятся души, наказанные за чревоугодничество. Отчего бы нам не насладится их обществом и заодно не доставить себе удовольствие?.. Кэбмэн, разводи пары! Джентльмены желают ехать в Редруф!

Часть первая — Глава 3

К неудовольствию Лэйда, до точки назначения они добрались лишь получасом позже, когда лёгкое беспокойство в желудке окончательно превратилось в отчётливый и докучливый голод.

Несмотря на то, что локомобиль оказался на удивление проворен, а его хозяин не жалел пара, Новый Бангор не был городом, благоволящим беспечным ездокам и находил много способов придержать излишне стремительных путников. Едва выбравшись из узких закоулков Шипси, в которых иной раз непросто развернуться было даже телеге, они оказались в заторе из грузовых локомобилей в Лонг-Джоне, огромных, как железнодорожные вагоны и изрыгающих густейшую копоть, а следом потеряли ещё не меньше четверти часа, спутав Хокинс[60]-стрит с Хоукинс[61]-стрит к немалому раздражению местного констебля.

Но даже Он подчас бессилен сбить с истинного курса по-настоящему упорного в своих помыслах человека. Лэйд знал это и не собирался упускать своего, как старикашка Вергилий, надо думать, не собирался отказываться от своих замыслов, увидев вдалеке трёхголового Кербера[62].

Он удовлетворённо кивнул, когда грубый камень под колёсами локомобиля сменился отлично отшлифованной брусчаткой.

— Добро пожаловать в Редруф, — возвестил он с видом радушного хозяина, демонстрирующего гостю свои угодья, — Вотчину губернатора Мортлэйка. Я вижу, вам знакомы окрестности. Доводилось бывать здесь?

Уилл неохотно кивнул.

— Я останавливался в здешней гостинице, как только прибыл на остров. Но время, проведённое в Редруфе, я едва ли стану вспоминать с теплотой.

— Почему?

Уилл поморщился. Едва ли оттого, что его внезапно стала беспокоить копоть, которой изношенный двигатель локомобиля щедро делился со своими пассажирами, или немилосердная тряска, от которой у самого Лэйда неприятнейшим образом дребезжали зубы.

— Здесь… нет биения жизни, — неохотно произнёс он, разглядывая ползущие мимо них вывески, обросшие сусальным золотом и барочными витиеватостями настолько, что походили во много раз увеличенных возбудителей болезней из медицинских журналов доктора Фарлоу, — А то, что есть, напоминает не пульс, а холодный гул железной дороги. Как по мне, Редруф чертовски похож на окрестности Регентс-Парка или Южного Кенсингтона — такая же отчаянная духота, точно город заковали в корсет из камня, стали и бетона.

— Я думал, вы хотите познать эдемские страсти во всех их проявлениях? Если так, Редруф может дать вам пищи не меньше, чем Миддлдэк или Шипси. Тут, видите ли, тоже живут люди. Дышат, прогуливаются, слушают патефон, выписывают газеты, жертвуют сиротам…

Уилл задумчиво поскрёб пальцем закопчённый поручень локомобиля, не заботясь о том, что может испачкать руки. Пальцы у него были подвижные и ловкие, с аккуратно подстриженными ногтями, стоило их хозяину задуматься, как они начинали водить бессмысленные хороводы на ближайшей поверхности или теребили то, что оказалось в пределах их досягаемости. За своими собственными Лэйд знал подобный грешок, но сейчас держал их под контролем.

— В этой части Нового Бангора страсти берегут, как дневную выручку, и прячут в несгораемые шкафы. Те, что выставляют напоказ, безукоризненно отглажены и накрахмалены до хруста, точно прошли через прачечную, прочие же надёжно заперты патентованными замками из жеманства, ханжества и лицемерия. Вижу, вы улыбаетесь, мистер Лайвстоун. Должно быть, я выгляжу нелепо?

— Взгляните на наши костюмы — и на костюмы прогуливающихся вокруг джентльменов. Полагаю, сейчас мы оба выглядим нелепо, точно вожди полинезийских племён, явившиеся на торжественный ужин к герцогу и деловито разделывающие индейку с трюфелями родовыми томагавками. Что ж, если вы ищете в Новом Бангоре искренность, едва ли хоть один магазин Редруфа в силах вам помочь.

— За то время, что я здесь прожил, мне довелось свести знакомство с несколькими уважаемыми семьями, отрекомендовавшись им путешественником из Лондона, однако из этих знакомств мне не суждено было вынести приятных ощущений или добрых воспоминаний. Должно быть, надо дышать воздухом Редруфа с рождения, чтобы свыкнуться с его нравами и порядками. Здесь добродетели нанизывают на шею, как самоцветное колье, отправляясь на званый приём, а грехи маринуют в подвалах. Здесь восхваляют просвещение, но внутренне боятся черни и