Толпа мне не понравилась. И лозунги не понравились. А Маша мне вообще ничего не рассказала. Нефиг ей на работе делать по соседству с такой пороховой бочкой. Не хватает только искры, а что случится дальше – ни один пророк, ни одна гадалка не предскажет. Толпа – это статистически непрогнозируемая величина. В броуновском движении и то больше порядка.

Я не раз и не два ловил на себе враждебные взгляды. Им нужен виноватый. Всему городу нужен виноватый. Власть носа на улицу не кажет. Царь-батюшка президент далеко. А мы, врачи, близко. И патологоанатомы близко. И милиция.

Что-то назревает. И от этого «чего-то» мороз по коже и кошки по сердцу. Надо бы с Машкой поговорить вечером – пусть дома пока посидит, хотя бы недельку. Никуда мертвые от нее не денутся – в отличие от живых, они быстро передвигаться не умеют. Да и проблем от них значительно меньше.

Меняю толпу демонстрантов на эквивалентную кучу спокойных трупов.

Хоть объявление вешай.

Минут через пятнадцать вернулся Олег. Мрачно распихивая народ, он, словно ледокол, проломился напрямик, даже не оборачиваясь на оскорбления и угрозы, звучащие ему в спину. Явно толпа уже почти достигла градуса кипения – разве что пузырьков на поверхности еще не видно.

– Сказал Маше, чтобы она сразу вызывала наряд, если эти бузить начнут, – с ходу сообщил Олег. Облокотившись о капот машины, он небрежно щелкнул «зиппой» и прикурил. – У твоей жены там прямо склад мясокомбината. Бедняги, вообще зашиваются. Я думал, что нам плохо, а патанам, получается, вообще жопа.

– Машка помогла тебе?

– Помогла, – кивнул Олег и глубоко затянулся. – В целом подтвердила твои слова. И кое-что еще важное добавила,. – Он помолчал, а затем неожиданно продолжил: – Она у тебя молодец. Сокровище. Тебе очень повезло.

– Спасибо, – неловко ответил я. Даже стыдно стало. Посторонний человек хвалит, а я по любовницам бегаю. Может, и вправду я совсем дурак, счастья своего не замечающий?

– Ты мне обещал кое-что рассказать. Про ту надпись на стене. Маша, кстати, тоже сразу вспомнила, но на тебя стрелки перевела – у нее совсем времени нет. Вы мне прям комплекс неполноценности развиваете.

– Просто у меня и Машки интересы схожие. Были. Вот и помним этот случай. Странно, что так быстро забываются имена маньяков. Хотя, может, и к лучшему – не место этим нелюдям в истории.

– Маньяков? – прищурился Олег. Щелчком отправив сигарету на обочину, он сел за руль. – Тебя куда забросить, на работу?

– Нет, я передумал. Домой. Возьму машину, надо кое-куда съездить.

Мы вырулили на проспект. Без толпы «гампов» до моего дома можно добраться минут за пятнадцать. А с учетом той скорости, что сразу развил Олег, больше десяти в дороге точно не проведем.

– Ты продолжай, продолжай… – не отрывая взгляд от асфальтового полотна, сказал Олег.

– Ну, тогда слушай мрачную старую сказку с очень печальным концом.

Я оживил в памяти все, что знал о той странной истории. Кто интересовался битлами, рано или поздно натыкался на трагические события, связанные со вполне безобидной песней. Битлы, по сути, совсем ни при чем – не по их вине, не по их задумке.

Трудно сказать, с чего именно все началось. Может, с рождения Чарльза Мэнсона, может, вообще с появления ливерпульской четверки. Или с написания битлами самой хулиганской вещи в их творчестве. Ливерпульцы любили повыделываться – а тут пришла в голову Пола Маккартни, тогда еще никакого не «сэра», мысль выдать самый жесткий, самый грязный и бескомпромиссный рок-н-рольный звук. Чтобы критики удавились от возмущения, а коллеги от зависти. И у битлов это отлично получилось – как, впрочем, все и всегда. После двух десятков дублей за один день они записали эту необычную композицию. Что творилось тогда в знаменитой студии – уже практически легенда. Пол Маккартни визжал, прыгал и чуть ли не плевался у микрофона, Джордж Харрисон бегал по студии с горящей пепельницей над головой. Забавно, но в завершении последнего дубля даже Ринго Старр не выдержал и заорал, что у него уже волдыри на пальцах. Этот дубль и вошел в историю музыки – и по окончании «Helter Skelter» можно услышать возглас Стара: «I've got blisters on my fingers!» Такое вот маленькое пасхальное яйцо от музыкантов.

Но как будто есть где-то огромные весы, беспристрастно отмеряющие смешное и трагическое в нашей жизни, сводящие все к равновесию. И песня, которая родилась как хулиганская выходка, стала символом одного из самых кровавых убийств шестидесятых.

Чарльз Мэнсон к тому времени уже успел получить несколько условных сроков и определенную известность. Несравнимую с «The Beatles», но тем не менее. Он уверенно заявлял, что станет популярнее ливерпульцев, и даже планировал издать свой собственный рок-альбом. Но прославился Мэнсон не как музыкант.

На момент написания Битлами «Helter Skelter» он организовал небольшую религиозную коммуну под названием «Семья». Жизнь у них была простая и незамысловатая – наркотики, групповой секс, угон машин, убийства время от времени. Но то ли так распорядилась судьба, то ли у Мэнсона с удачей отношения строились по-особому, полиция «Семью» никак не могла прижать – то ордер неправильно выписан, то свидетель неожиданно исчезает.

Чарльз придерживался довольно примитивных религиозных взглядов – скоро конец света, и его ознаменует мировая война между белыми и черными. К тому времени количество членов «Семьи», по ожиданиям пророка, должно достигнуть новозаветного числа сто сорок четыре тысячи – и вся коммуна в виде сплоченного сборища праведников будет спасена. Мэнсон нисколько не сомневался, что слова Апостола Иоанна: «Я слышал число запечатленных: запечатленных было сто сорок четыре тысячи из всех колен сынов Израилевых» относятся к нему и «Семье». А все остальные обречены по определению. И потому церемониться с уже приговоренными тушками Чарльз Мэнсон не собирался.

Композиция Битлов «Helter Skelter» не просто пришлась по душе лидеру коммуны. Он увидел в ней знак. Даже не так – Знак с большой буквы. И само название песни – это символ и лозунг будущей войны белой расы с чернокожими, после которой остатками человечества будет править мэнсоновская «Семья». Битлов он уверенно именовал четырьмя всадниками Апокалипсиса, которые пришли в этот мир только лишь для того, чтобы дать лично ему, Чарльзу Миллзу Мэнсону, сигнал и дальнейшие инструкции.

Услышано – сделано. И восьмого августа тысяча девятьсот шестьдесят девятого года пророк взял с собой близкого товарища по коммуне, а заодно трех девушек и решил показать им, как нужно убивать. Они поехали в дом к бывшему знакомому