Бедовики наши забрали с собой все имущество — что на пользу, а что на память, и пятьдесят пудов звериного сала, и несколько сот песцов, и рогатины свои, и луки со стрелами. Они пробыли на острове шесть лет и три месяца.

Долго не могли они привыкнуть опять к нашей пище. Евши шесть лет одно только мясо, они не могли есть хлеба. Но на привычку есть отвычка: через год со днем и они опять вошли в свою колею и снова жили с людьми по-людски.

МЕДВЕДЬ НА МАЧТЕ

Наш фрегат «Полюкс», 25 октября 1809 года, шедши в Свеаборг, ударился при 7 узлах ходу о неизвестный в то время подводный камень у финляндских берегов, близ острова Унаса, и вскоре пошел ко дну. Часть людей погибла, другая успела отвалить на гребных судах, третья бросилась на ванты; а как фрегат стоял прямо и, погрузившись, сел немного глубже марсов, то бедняки эти столпились на стень-вантах и салингах, откуда сняты были своим же катером на другое утро.

Каково им было почивать в этом положении — и говорить нечего; но на стень-вантах навязался в товарищи бедствующим такой беспокойный сосед, что он измучил всех бывших там и довел до отчаянья. На «Полюксе» жил ручной медведь, бывало забавлявший всю команду; и ему также не захотелось топиться, и он полез на салинг, но там никак не мог успокоиться и примоститься, а во всю ночь то пытался сесть на головы людям, прижимался к ним и сталкивал их, то подымался выше, не разбирая, по ком ступает и за кого хватается лапами, то опять спускался, расталкивая всех, и искал себе почетного места задом, как деревенская попадья на пирушке.

КЛАД НА КОРАБЛЕ

В земле, говорят, счастливому дается иногда клад. Дело, как ни затейливо, а просто: один с великого ума закопает деньги, другой спроста набредет и вынет.

А слыхивали ль, что и на корабле можно найти клад? Коли верить рассказу одной английской газеты, то, стало быть, можно.

Бриг «Карлестон», прослуживший срок свой в море, у купца, продан был на пресную службу, для перевозки по реке Темзе в Лондон каменного угля. Его купили три товарища; но вскоре почему-то опять рассудили перепродать, нашли покупщиков, но эти, осматривая судно с молоточком в руке, нашли, что один из задних бимсов должен быть с изъянцем, то есть гнилой: дупло под обухом скажется. Покупщики согласили продавцов вынуть бимс этот для осмотра — и только что сделали это, как хозяева, не веря глазам своим, закричали: «Не годится, дуплястый — ступайте с Богом, не годится!»

Дупло-то нашлось, во всю длину бимса, да только без гнили, а набито было испанскими талерами, на сто тысяч целковых. Судно это, лет за 15, торговало черными невольниками — дело запрещенное, и за такими судами гоняются крейсеры всех государств. Из опасения шкипер запрятал в выдолбленный бимс всю незаконную выручку свою В конце концов судно было все-таки захвачено. Шкипер с командою бросили его, с трудом сами спаслись бегством. Кто взял приз — не знал о кладе; судно было продано с молотка, переходило из рук в руки и досталось, с дуплом и с начинкой, угольным перевозчикам.

Неправедно нажитое огнем горит. Это сбывается, видно, не только на суше, но и на воде.

И у нас случилось что-то вроде этого клада. На корабле «Императрица Мария» заболел трюмный и собирался помирать. Зная, что у него были деньги, фельдфебель пошел к нему и, побеседовав, сказал: «Ну что, брат, никак, плохо дело? Не ровён час, у тебя жена есть, да и деньжонки, говорят, водятся; не накажешь ли чего про случай?»

Что было у трюмного на уме — не знаю; чужая душа потемки; но он отвечал: «Нет, жене моих денег не нужно; а станете искать их — не найдете. Пусть же они тому достанутся, кто их найдет».

Трюмный помер, и в вещах его денег не нашли. Много лет спустя, в 1848 году, когда корабль этот пошел в сломку, увидели, что в одном из шпангоутов на трюме было выдолблено дупло и ловко заделано. Вынули заделку — и нашли пятьсот рублей.

Как нарочно, тот же офицер, который некогда был на этом корабле и помнил ответ трюмного, служил теперь при порте и находился при сломке. Он-то и догадался, чьи это были деньги и как они туда попали.

ПЕРЕПРАВА

Отряд, посланный из Гурьева[21] зимой, по льду, шел прямым путем через море; этим сокращалось гораздо более половины пути, противу берегового, окольного. Зима была суровая и лед довольно надежный, но все надо было остерегаться моряны, которая могла взломать лед и разметать под отрядом в разные стороны. После таких взломов, которые случаются там каждую зиму по нескольку раз, лед местами спирает и ставит козлом, а местами разгоняет, оставляя широкие полыньи.

Отряд шел уже третьи сутки хорошо, — но вдруг остановился: перед носом была широкая полынья, которая тянулась в оба конца, сколько было глазу видно.

Старый уральский казак подъехал и, глянув вперед, сказал:

— Ну, что ж стали? Аль дневать?

— Да что, — отвечали солдаты, — видишь, чай, куда зашли: не переплывешь; и сам-то не знаешь как быть — а