Подозревает, что ли? Неужто и здесь мои портреты развесили с припиской: «Разыскивается»?

– Студенческий профсоюз академии Тимирязева, – отчеканил Вадим и для вескости показал обложку билета, которым его снабдила Аннеке.

Аргумент подействовал. Грудастая снова сбилась на пулеметность:

– Григорь Мсеич у нас больше не чтает. У него ревмтизм обстрился, он тперь редко из дома выхдит.

– Какая жалость! – огорчился Вадим. – А мы его хотели к нам в академию пригласить, чтобы он с точки зрения элементарной физики обосновал преимущества электроплуга.

– Бьюсь, он вам откажет. Но мжете погврить – вдруг улмаете?

– А как с ним связаться?

– Он жвет тут недлеко, на Остоженке, в Варваринском дме… Я вам счас запшу.

Заполучив желанный адрес, Вадим направился на Остоженку. Он сравнил себя с курочкой из детской сказки про петушка и бобовое зернышко. Такое же многоэтапное странствие получается. Что-то будет в конце!

В доме Варваринского акционерного общества домовладельцев еще с прежних времен проживали историки, экономисты, математики, биологи. Нашелся закуток и для физика Фишмана. Ученый встретил Вадима в затрапезном халате, напоминающем шлафрок из тех, что носили баре в прошлом и позапрошлом веках. В квартире едко пахло горелым постным маслом – на примусе шкварчала яичница с ломтиками колбасы из второсортной конины.

Фишман – согбенный подхихикивающий старичок с дрожащими лодыжками – глянул рекомендательное письмо, составленное профессором Диканем, и предложил гостю присесть. Вадим не без опасения пристроился в бамбуковом креслице и, пока Григорий Моисеевич крошил в яичницу вялые помидоры, изложил суть своей просьбы. Ничего нового он не придумывал, – повторил все то, что накануне рассказал в Опалихе.

Физик слушал со вниманием, а после засыпал вопросами, как земский доктор, выясняющий симптомы болезни пациента:

– Говорите, тошнило, голова кружилась? А в ушах звенело? Сухость в ротовой полости была? Удушье, боли в подреберье? Слабость распространялась от темени к стопам или наоборот? Так-с… Прелюбопытно, хе-хе-хе, весьма прелюбопытно… – Он погрузился в обдумывание проблемы и просыпал соль мимо сковородки.

Молчание затянулось. Вадим скрипнул креслом.

– Что же это было?

– Вам знакомо понятие «инфразвук»? – ответил Фишман вопросом на вопрос.

– Что-то читал…

– В общем виде, хе-хе-хе, это звук, имеющий частоту ниже той, что воспринимает нормальное человеческое ухо. Верхнюю границу частотного диапазона инфразвука обычно определяют в шестнадцать герц, а нижняя опускается до тысячных долей… Я не слишком сложно выражаюсь?

– Пока нет. Продолжайте, пожалуйста.

– Инфразвук, как и ультразвук, – это терра инкогнита. Всерьез ими мало кто занимался. Я слышал только об экспериментах нашего гениального современника Роберта Вуда. Рассказывают, хе-хе-хе, что однажды театральный режиссер попросил его усилить эффект одной из сцен. Вуд построил длинную трубу, присоединенную к органу и испускающую инфразвуковые волны. И что вы думаете? Хе-хе-хе… Зрители в панике бежали из зала после первых же тактов!

– Инфразвук настолько опасен? – выказал удивление Вадим.

– Его воздействие на организм разрушительно. В брюшном отделе возникает резонанс, который отражается на работе сердца и органов дыхания. Вдобавок угнетается работа мозга, наступает утомляемость, падает артериальное давление, гаснет зрение, начинается рвота… Не правда ли, хе-хе-хе, похоже на то, что вы испытали?

– В точности!

– Если бы мощность была увеличена, все завершилось бы для вас летальным исходом. Разрыв легочных альвеол, паралич, необратимые повреждения нервной и эндокринной систем…

Фишман трехзубой вилкой подковырнул яичную лепешку и ловким движением эквилибриста подбросил в воздух. Лепешка перевернулась и шлепнулась на сковороду необжаренной стороной. Брызнуло масло, примус зашипел.

– Инфразвуковое оружие – тема будущего, – невозмутимо продолжал вошедший во вкус ученый. – Когда-нибудь, хе-хе-хе, его станут применять на полях сражений наряду с винтовками, пушками и гранатами. То, с чем вы столкнулись, вероятно, экспериментальный образец. Его портативность снижает силу действия. Но если построить аналог длиной, скажем, метров в сорок…

Вадима передернуло – он представил себе, как взрываются легкие, превращаются в кашу внутренности… Нет, ему хватило и образца!

– А р-реально ли от него защититься?

– Чем ниже звук, тем сложнее создать для него барьер, – просветил невежду Фишман и пошлепал вилкой по зажаристой яичной корочке. – Но можно попробовать. Нужен своего рода акустический экран вроде тех, что используют для защиты от обыкновенных шумов. Учтите, что защищать надо не только уши, но и по возможности все туловище, хе-хе-хе…

– А из чего сделать такой экран? – допытывался Вадим и, дабы ничего не упустить, шуршал огрызком карандаша по завалявшемуся в кармане полушубка трамвайному билету.

– Хорошо бы использовать металл, но вряд ли у вас получится выковать латы, как у тевтонских рыцарей, хе-хе-хе…

– А если фольгу?

– Неплохая идея. У меня, кстати, где-то тут припасен рулончик станиоли. Не алюминий, а олово, но вам пойдет. Берег для опытов, да уже ни к чему… Соорудите себе доспехи, подбейте войлоком, это тоже хороший звуконепроницаемый материал.

– Поможет?

– Совершенной защиты нет. Но интенсивность инфразвукового колебания ослабится. И то хлеб…

Физик в шлафроке достал из шкафчика ломоть черняшки, разломил пополам, снял с огня сковородку с яичницей и погасил примус.

– Прошу разделить со мной трапезу. По-спартански, без затей. Чем богаты, хе-хе-хе…

Вадим искоса взглянул на спекшееся кушанье и в учтивых выражениях отказался объедать старичка. Он забрал обещанный рулон оловянной фольги и вышел вон, насквозь прокуренный духом прогорклого масла и жареной лошадятины.

На Дубовую улицу он летел как на крыльях. Уголок завесы приподнялся, появилась определенность, пусть не полная, но лиха беда начало…

Вадим переговорил с Аннеке. Она, настроенная на безграничное самопожертвование, отдала Серафиму последние три рубля, заначенные еще с прошлых стипендий, и отправила его пьянствовать в шалман. Избавившись от его общества, Вадим и Аннеке засели за изготовление противозвуковой амуниции. Из подаренной Фишманом фольги вырезали подходящие по размеру и контуру полосы. Аннеке распатронила старые валенки Серафима, – распрямить не вышло, – разрезала на небольшие кусочки и нашила их на фольгу. Получилось подобие кольчуги, состоящей из скрепленных между собой пластин. Вадим надел ее под рубашку. Чертовски неудобно, давит, кожа чешется, но жизнь дороже. Попросил Аннеке поработать и над головным убором. Она пошла на знакомый рынок и обменяла армяк на затрепанный летный шлем. Изнутри его тоже проложили фольгой, а сверху