В и к т о р. Ну изволь. (Встает.) Только не понимаю, почему именно я должен этим заниматься — укрощать хулиганов?

Н а т а ш а. Виктор, это должен сделать ты.

В и к т о р. Ну пожалуйста, пожалуйста. (Идет к Сеньке.) Но почему именно сейчас?

Н а т а ш а. Потому что потом будет поздно.

В и к т о р. Почему поздно?

Н а т а ш а. Виктор, вчера ты с ним собирался поговорить по-настоящему. По-мужски, как ты выразился. И опять этот разговор свелся ни к чему… Выкини этого хулигана на улицу. Так, чтобы он просился назад, в тепло.

В и к т о р. Да пожалуйста. (Подходит к Сенькиной койке.) Но ведь ночь. Мы снова всех разбудим.

Н а т а ш а. Пусть. Все равно все будут рады. Ну, смелее.

В и к т о р. При чем тут смелости? Просто неудобно, что мы всех разбудим. Разве я отказываюсь. (Нерешительно берется за спинку койки.) Хотя это глупость, но я это выполню.

Н а т а ш а. Это моя последняя просьба.

В и к т о р. Для последней ты могла бы приберечь и что-нибудь поумнее. Никакая это не просьба, а всего лишь каприз. Причем дурацкий.

Н а т а ш а. Я так боялась, что ты этого не сделаешь.

В и к т о р. Я бы сделал… Если бы в этом была какая-то логика. Если б это было что-нибудь серьезное. А не каприз… Теперь тебе не об этом надо думать, а о ребенке. (Отходит от Сенькиной койки.) Знаешь, ты меня очень удивляешь последнее время. Очень.

Н а т а ш а. Я знала, что ты этого не сделаешь.

В и к т о р (идет к своей койке и ложится). Хватит этих ночных разговоров. Захочешь меня еще что-нибудь попросить — придумывай умное.

Н а т а ш а. Ты просто струсил.

В и к т о р. Ладно, пусть струсил. Утром выспишься — поймешь, как глупо себя вела.

Н а т а ш а. Ты струсил. Такой большой и сильный. А ведь я на тебя просто молилась.

Пауза.

В и к т о р. Наташа… Ната…

Н а т а ш а. Виктор, я очень устала и хочу спать.

В и к т о р. Но мне надо с тобой еще поговорить. Последние дни ты ведешь себя просто нестерпимо. Ну, я понимаю твое физическое состояние и все такое. Но ведь ты мне просто слова не даешь сказать с людьми…

Н а т а ш а (ровным и равнодушным тоном). Виктор. Я очень хочу спать.

В и к т о р. Ну спи. Знаешь, утро вечера мудренее. Специально для тебя придумано.

Долгая пауза.

(Приподнимается и оглядывается.) Глупо все. Дурацкая затея вся эта поездка на целину… И вообще… (Ложится и накрывается одеялом.)

Ветер завывает на разные лады. Тикают ходики. Их тиканье становится все громче и громче, почти заглушая рев бурана, затем постепенно стихает до нормального. За окном чуть сереет, в комнате делается светлее. Доносится шум автомашины. Наташа садится на койке, трет лицо рукой и встает. Осматривается и вздыхает, закусив губу. Вытаскивает из-под койки чемодан и два рюкзака и начинает разбирать вещи на две стопки. Берет пачку документов, вынимает оттуда фотографию, долго, смотрит на нее. Встает, смотрит на спящего Виктора. Губы у нее прыгают, она снова нагибается над вещами и плачет. Где-то вдалеке рычит трактор. Из своей комнаты выходит  Т а н я.

Т а н я (осматривается). Ох, поздно уже как! Светает… (Замечает Наташу.) Ты что это? Что с тобой? А-а, решила, значит… Ну что ты так? Ну что ты? (Поднимает Наташу.) Эх, милая, думаешь, я не переживала. Тоже — была девчонкой, нашелся один подлец приезжий. Поразвлекался и бросил. Так я, дура, травиться хотела. Серы со спичек наскребла. Спасибо, девчата не дали, заметили.

Н а т а ш а (сквозь слезы). Но он не подлец. Он совсем не подлец. Я его люблю. Знаешь, как люблю!

Т а н я. А чего же тогда? (Кивает на две стопки вещей.)

Н а т а ш а. Понимаешь, он жить не умеет. И не знает, что ему надо. У него отец — ученый. А мать их оставила. Никто его не воспитывал, а денег было много. И Виктору все казалось, что он обязательно должен стать большим человеком. Величиной. В один институт поступил — бросил. Другой тоже… А я из медицинского из-за него ушла. А позже его отец нас обоих выгнал. Увидел, что мы и не учимся и не работаем, и выгнал… Но все равно Виктор неплохой. Он только очень увлекается. И во все верит, что сам выдумывает. Он жизни совсем не понимает.

Т а н я. Ну и что ты решила теперь?

Н а т а ш а. Поеду в «Буревестник». Все равно мне домой нельзя. Я с родными поссорилась.

Т а н я. Одна поедешь?

Н а т а ш а (кивает). Виктор все равно уедет. И потянет меня. А я уже не могу искать. У меня ребенок будет. Мне его надо растить, чтобы он не таким был, как мы с Виктором.

Т а н я. Значит, в «Буревестник»? (Задумывается, подходит к окну, смотрит на улицу. Берет веник, начинает машинально подметать, потом бросает.) Ладно. Поедем вместе.

Н а т а ш а. Вместе?

Т а н я. Да, знаешь, хватит! Одна морока только с этим домом для приезжих. Белье чистое каждому подай. А угля не отпускают. Надоело комбинировать. Да и вообще не привыкла я вот так у дороги сидеть… А в «Буревестнике» скоро перемениться должно. Вчера говорили — директора снимают.

Н а т а ш а. Ой, как больно мне! Как больно!

Т а н я. Поплачь, поплачь. (Обнимает ее.) Одна не будешь. Я. Вот Катя тоже в «Буревестник» едет. Она мне сперва робкой показалась, а вообще-то у нее характер.

Н а т а ш а (кивает). И Марат тоже хороший мальчик.

Т а н я. Видишь, кругом люди. Поможем тебе с ребенком. (Идет к двери, приоткрывает ее.) Ох, смотри! Буран кончился.

Из щели на пол падает полоса света.

Иди же посмотри — степь какая. (Ведет Наташу к двери.)

Н а т а ш а (смотрит на Виктора). А как ты думаешь? Может быть, он приедет ко мне потом? Позже. Как ты считаешь?

Т а н я. Если любит — вернется. Сейчас уйдет, а потом вернется… Но ты посмотри — степь какая! Простор. Вот, знаешь, чтобы сердце не грызло, надо к большому делу стать. Верно. Вот у нас в стране раньше хлеба не хватало. Где я жила, в Астрахани, всегда очереди. И Катя мне говорила, что у них в Березани хвосты стояли. Знаешь об этом?

Н а т а ш а (опустив голову). Нет. В Москве хлеб всегда был.

Т а н я. В Москве был, а в России не было. А знаешь, прошлой осенью отсюда какие эшелоны пошли! Река целая. И этой осенью еще больше хлебная река в Россию потечет. Везде он будет. И люди станут добрее. Забудут про недостатки. И будет больше радости… Да подними ты голову-то! Подними. Взгляни на степь. Видишь, как солнце встает. Вон там краснеется на восходе.

Н а т а ш а. Ага. Вижу.

Луч солнца на полу делается все ярче.

ЭЛЕКТРИЧЕСКОЕ ВДОХНОВЕНИЕ

Комедия в одном действии

Действующие лица

В е д у щ и й.

Г л а в н ы й  р е ж и с с е р.

И з о б р е т а т е л ь.

Х у д о ж н и к.

О ч е р е д н о й  р е ж и с с е р.

З а д н е п р о в с к а я, она же  Н а д е ж д а