Даниил остановился посмотреть. Под ноги ему тут же упала игральная бабка, снабженная самым настоящим фитилем. Порох внутри вспыхнул и издал громкое шипенье. Дым заволок дорогу перед Даниилом. Еще один такой же снаряд, сделанный из коровьего позвонка, перелетел за его спиной через дорогу.

– Егорка ранен! – раздался там детский крик.

Даниил оглянулся. Ребятня перебежала за ним улицу. Девчонка лет пяти уже деловито перевязывала голову Егорки грязной полоской ткани. Раненый широко улыбался. Во рту у него вперемешку стояли молочные и коренные зубы.

Даниил тоже улыбнулся, скорчил веселую рожу и пошел к перевязочному пункту. В спину ему ударил комочек грязи, пущенный детской рукой, но он только повел лопатками.

Его внимание привлекло какое-то странное движение возле госпиталя. Он присмотрелся. Санитары выносили оттуда кровати с ранеными. Часть их уже стояла на земле, прямо под цветущими акациями.

За спиной Даниила раздался свист бомбы. Она как огромный бык взрыла землю и тут же разорвалась там, где только что играли дети. Серб повалился лицом в пыль.

В это время Даша стояла около выхода и внимательно следила за выносом раненых. Иногда дюжие санитары задевали койками за углы. Тогда ее черные глаза темнели. Она бросала в ту сторону быстрый, как вспышка, взгляд, который без всяких слов заставлял санитаров выравнивать шаг.

Около Даши почтительно застыл с большой корзиной в руках офицер интендантской службы Полуэкт Юрьевич Флягин. Безымянный палец его правой руки украшал крупный алмазный перстень.

Совсем рядом с госпиталем вдруг снова грохнуло так, что стены его закачались.

– Совсем они озверели, европейцы-то ваши, – искоса глянув на Флягина, процедила Даша.

– Дарья Васильевна, пройдемте отсюда! Здесь дух тяжелый, – жалобно попросил он.

– Раненые всегда дурно пахнут, Полуэкт Юрьевич!

– Дарья Васильевна, ведь у меня презент для вас имеется!

– Осип!

Около Даши возник санитар.

– Осип, возьмите корзину!

Тот протянул длинные узловатые руки и ухватился за корзину. Флягин немного подумал и отпустил ее.

– Раздайте раненым.

– Слушаюсь!

Дюжий Осип по-военному развернулся на каблуках и в окровавленном переднике зашагал с корзиной к акациям.

– Помилуйте, сардинки, устрицы мужикам-с? – промямлил Полуэкт Юрьевич и проводил его унылым взглядом.

– Я сама мужичка дворянской крови! – бросила ему Даша и двинулась вслед за Осипом.

Флягин немедленно вслед за ней. Он быстро перебирал короткими ножками, которые крепко держали его полное, холеное тело.

Осип уже раздавал бумажные кульки раненым, лежащим под акациями, когда Даша подошла к нему.

Прямо к ней, не замечая тропинки, шел Даниил, держа на руках девочку, которая только что перевязывала понарошку раненного Егорку. Ее маленькое тельце смяло букет, который Даниил так и не решился выбросить. Из руки девочки, оторванной по плечо, прямо на цветы текла толчками черная кровь.

Даша только охнула. Флягин, появившийся за ее спиной, побледнел и схватился за дверной косяк.

– Господи! Быстро несите ее сюда! Вы опять с букетом? Бросьте его! Идите уже все в траншеи, господа! – закричала Даша. – Остановите же этих убийц!

На батарее Святой Марии белобрысый пушкарь припал щекой к медной рейке, подкручивал винт, поправляя возвышение мортиры. Выставив прицел, он начал медленно поднимать руку, чтобы дать команду на новый выстрел. Несколько мортир рядом с ним одна за одной снова изрыгнули пламя.

Даниил шел за Дашей по темному госпитальному коридору. За их спиной в дверном проеме показалась округлая фигура Флягина.

– Доктор Макмиллан, у меня раненая девочка! – сказала Даша по-английски.

В это время граната разнесла раму, влетела внутрь госпиталя, ударила в стену, отскочила от нее и разорвалась, перевернула кровати с ранеными, еще находящиеся здесь. Флягин с неожиданной для него прытью выскочил наружу и бросился бежать.

Пыль, поднятая разрывом, оседала, светилась в лучах солнца. Крики и стоны раненых вязли в ней. Под лестницей, как кукла, лежала мертвая девочка. Рядом с ней в луже крови, нелепо подвернув руку и ногу, скорчилась Даша.

Даниил, оглушенный разрывом, пошатываясь, подошел к ней, опустился на колени, потом поднял девушку на руки и растерянно оглянулся.

Пасть мортиры снова изрыгнула черное пламя. Очередной снаряд понесся в небе в сторону города. Батарея Святой Марии споро несла смерть Севастополю.

Легкий порыв ветра тронул ковыль и медуницу у лица Били. Пластуны лежали уже под самым скатом батареи. Их одежда была засыпана пылью и сухой травой. Есаул поднял голову и медленно переместился еще немного вперед. Вслед за ним то же самое сделал и Чиж.

Батарея продолжала работать. В этом слаженном механизме вроде бы не было ничего и никого лишнего. Но из-за деревянной дверцы блиндажа, расположенного у правого фаса, множество глаз сейчас внимательно следило за происходящим. Самыми внимательными из них были голубые ледышки Ньюкомба.

В блиндаже, как сельди в бочке, сидели пехотинцы и матросы с «Таифа» под командой боцмана.

– Пусть меня порежут на ремни, если кто-то из этих ребят не доживает свои последние минуты, – заметил он.

– Тебе жалко артиллеристов ее величества? – спросил Ньюкомб.

– Жалость покинула меня еще в тот момент, когда отец вышиб меня ногой из утробы матери. Именно так я и появился на свет, сэр. И все-таки всякий раз тяжело смотреть на живых покойников!

– Боцман, вам же случалось ловить акулу на живца?

Боцман осклабился, повертел в руках короткую абордажную саблю и промолчал.

Биля посмотрел на часы, поднял руку и резко опустил ее. У первой мортиры растянулся с пробитым черепом белобрысый пушкарь. Вернигора отложил штуцер и вскинул второй. Еще одна мортира захлебнулась. Вернигора бил по прислуге батареи с тыла, заняв позицию выше и левее, на площадке небольшой скалы.

Пушкари начали разбегаться, старались укрыться от свинцовых шмелей, которые обрывали одну жизнь за другой. Батарея замолкла.

Пластуны уже добивали прислугу второй мортиры, всаживали револьверные пули в упор, когда из блиндажа с криками выскочили Ньюкомб и его люди. Над левым фасом батареи показались штыки английской пехоты. Голова колонны заходила на нее правым плечом.

Пластуны отскочили к скале, под которой стояли мортиры, и заняли оборону за грядой камней. Штыки английской пехоты волной растеклись на контрэскарпе.

Вернигора лучше всех видел это море английской пехоты, растекшееся вокруг батареи. Он скрипнул зубами, закинул за спину все шесть штуцеров и пополз вниз по склону скалы.