Штуцер Вернигоры, укрывшегося в одном из боковых коридоров, еще дымился. Он ушел оттуда на перезарядку, и его место сразу занял Кравченко. Но врагов, желающих войти в штольню, больше не было. Только какие-то звуки и тени изредка перебегали там, за каменной кладкой. В боковом проходе штольни, за спиной Кравченко пластуны перевязывали раны и заряжали оружие.

– Григорий Яковлевич, нам тут сидеть никак нельзя, – сказал Кравченко.

– Уходить нам надо отсюда, – заявил Чиж.

– В штольню? – спросил его Вернигора.

– А больше некуда, казаки, – ответил Чиж.

– Это Черные штольни. Из них живым редко кто выходит. Этих верст никто не мерил, – проговорил Биля.

– Чего-то они затихли, – произнес Кравченко и отодвинулся от угла. – Чай, сахар, смалец у нас есть, веревка тоже. У меня три свечи.

– Маловато, Николай Степанович, – заметил Биля.

– Ну уж чем богаты, тем и рады! – ответил на это Кравченко. – А тут мы, кроме погибели, ничего не высидим.

Гулко грохнул пушечный выстрел. Ядро пробило кладку, обрушило ее, срикошетило от стены коридора и улетело в темноту. Через мгновение оттуда волнами грохот. В кладке осыпались еще несколько камней. Теперь солнечный свет освещал коридор далеко вперед.

Напротив входа в штольни уже стояли два легких пехотных орудия. В ствол одного из них пушкарь заложил картуз с порохом и стал банником проталкивать его внутрь. Третье орудие разворачивалось, занимало позицию рядом со вторым.

За батареей держались пехотинцы и моряки, оставшиеся в живых. Ньюкомб теперь предусмотрительно старался укрываться за их спинами.

– Как вы думаете, они знали про эту дыру, сэр? – спросил Ньюкомба боцман, бросив взгляд на несколько трупов, лежащих в стороне.

– Вы послали за огнем? – ответил Ньюкомб вопросом на вопрос. – Нам нужны будут факелы.

Очередное ядро с визгом влетело в коридор. Спустя минуту после его удара у входа послышался хруст гравия и шум множества шагов. Вслед за длинными тенями в коридор вползло длинное рыло английской пушки. За ним внутрь полетели зажженные факелы, хотя света здесь было больше чем достаточно.

Пушка откатилась назад, и в проходе показалась колонна англичан. У боковых коридоров она рассыпалась. Люди Ньюкомба стали осторожно обшаривать каждый из них, стараясь не отходить от пятен света, проникавших сюда из главного хода.

Среди вояк, жмущихся к его стенам, мелькал и Ньюкомб, переодетый в моряка. На его лоб была глубоко надвинута шляпа, снизу лицо было завязано платком, так что открытыми оставались только холодные голубые глаза.

– Их нигде не видно, – сказал какой-то моряк, высунувшись из бокового прохода.

– Если бы дьявол забрал их отсюда прямо в ад, до которого тут, похоже, недалеко, то я не очень огорчился бы по этому поводу, – заметил боцман, стоявший рядом с Ньюкомбом.

– Мы идем вперед! – скомандовал тот, отлип от стены и дал длинный свисток.

Англичане медленно пошли вперед, и вскоре колонна скрылась в темноте. У входа осталось только немногочисленное боевое охранение. За их спинами появились пластуны, похожие на тени, вышедшие из стен. Мелькнули лезвия, раздались треск и хруст пробитой одежды, хрипы умирающих врагов. На камни хлынула кровь.

Биля сбросил со штыка труп и осторожно выглянул наружу. Почти сразу за его спиной возник Кравченко. Напротив входа в штольню стояли три орудия с зажженными фитилями, а за ними рассыпались десятки стрелков.

Есаул шагнул назад.

– Назад пути нет, – сказал он.

– Попробуем перестрелять прислугу? – проговорил вслух Кравченко.

– Не успеем, – ответил ему Биля. – Англичане сметут нас картечью. Да и эти сразу подойдут. – Он кивнул в сторону коридора, где еще были видны размытые пятна света факелов.

– Что же наши-то? Куда они делись? – с горечью в голосе спросил Вернигора.

– О том после разговор у нас будет, Емельян, – ответил на это Кравченко.

– Пушечки-то мы им поможем разрядить, – сказал Биля и жестом подозвал к себе товарищей.

Англичане продвигались по коридору осторожно, медленно. Колонна то и дело останавливалась. Ньюкомб и боцман прятались в самой ее середине.

– Не нравится мне это место, сэр, – сказал боцман Ньюкомбу, наткнувшись в очередной раз на спину человека, идущего впереди.

– Пятьсот фунтов нравятся вам, я думаю, гораздо больше.

– До них еще надо дожить.

Залп пластунов в хвост колонны прервал этот разговор. Вслед за этим они произвели страшное опустошение в ее последних рядах своими штыками, шашками и кинжалами, развернулись и вдруг бросились бежать к выходу.

– За ними! Быстро! – закричал Ньюкомб и только потом схватился за свисток, сигналы которого были понятны его людям куда лучше слов.

Пластуны бежали прямо на пушки. Легкая паника, вызванная на английской батарее их появлением, была пресечена парой ударов офицерских палашей. Один за другим фитили ткнулись в затравки как раз тогда, когда за спинами пластунов из штольни стала выходить плотная английская колонна. По взмаху руки Били пластуны упали. Залп картечи вбил колонну Ньюкомба обратно в штольню. Вход в нее почти до половины был завален растерзанными трупами англичан.

Пластуны снова вскочили на ноги, бросились обратно, перепрыгнули через трупы врагов и один за другим скрылись в боковом коридоре. Выстрелить им вслед успел только Ньюкомб, но револьверная пуля прошла сильно в стороне от спин Чижа и Вернигоры.

Англия, Дувр

Кэтрин дописала письмо и стала перечитывать его. Почерк у нее был четкий, почти мужской. Никаких ненужных украшений, ничего лишнего. Не отрываясь от письма, она протянула руку за изящной серебряной песочницей, на мгновение задержалась над последней строкой, подняла голову, подумала и не нашла, что можно было бы еще добавить. Девушка пересыпала письмо песком, чтобы быстрее высохли чернила, и подошла к амбразуре окна.

Дверь за ее спиной хлопнула. Кэтрин быстро обернулась и замерла от ужаса. В дверях стояла миссис Ньюкомб и кусала обескровленные губы. Она была бледная, как привидение, чепец на ее голове съехал на сторону.

– Миссис Ньюкомб, как вы меня напугали! Что случилось?

Миссис Ньюкомб упала на козетку и попыталась что-то сказать, но не смогла. Ей перехватило дыхание.

Кэтрин обернулась в поисках воды, подошла широкой походкой к низкому столику черного дерева, на котором стоял графин, и налила полный стакан. При этом девушка даже пролила воду, и она широкими каплями разошлась по черной матовой поверхности и перламутровым цветам столешницы.

Миссис Ньюкомб сидела совершенно неподвижно, замерла перед лицом какой-то ужасной опасности. Ее дикий взор был устремлен куда-то вдаль. Кэтрин протянула ей стакан, и миссис Ньюкомб сделала два огромных жадных глотка. Ее кадык судорожно перекатился под дряблой кожей, засыпанной пудрой.