Шрифт:
Закладка:
С такими мыслями приступила к макияжу. Она почти нарисовала вторую стрелку, когда в дом влетел Эль.
— Ты с ума сошла? Открываю глаза, тебя нет. Ты же должна ждать в пекарне!
— А зачем ты глаза закрывал? — начала злиться Ася. — Стрелка была окончательно испорчена.
— Разговаривал с магией! — объяснил таким тоном, словно, ответ очевиднее и не придумать.
— Поговорил? А я пока внешностью занимаюсь. В чём проблема?
— В том, что уходить опасно! Я ведь защиту не наложил!
— Я жива, здорова. Успокойся. Ты мне макияж испортил.
— Карамелина, ты невозможна! Ты хоть понимаешь, как я волновался? А если бы ты, тебя…
— Не паникуй. Хочешь леденец? — кивнула на стопку разноцветных кружков. Они лежали на диване.
— Карамелина!
— Эль, не начинай.
— Я начинаю? Ты совершенно безответственная…
— Перестань, — надула губки. — Мы что, поменялись ролями? Теперь ты будешь скандалить?
— А как молчать, Ась? Ты не понимаешь всей опасности, не осознаёшь, какая угроза висит над нашими жизнями. Над ТВОЕЙ жизнью!
— Ну и что? — упёрла руки в боки. — Из-за этого я должна идти страхолюдиной? Между прочим, идём к девушке и, наверняка, симпатичной.
Эль закатил глаза. Желание придушить любимую или перевести в ранг «бывших» было велико.
— Я почти закончила, — отвернулась к зеркалу. — Стрелочку исправлю и готова. Только не говори под руку.
Скрип зубами и тяжкий вздох красноречивее любых слов объяснили, что именно Эль думает по этому поводу. Уселся ждать, а пока Ася стирала, вырисовывала и снова стирала стрелку, начал понемногу колдовать. Уставшая магия — не часто ей приходилось защищать сразу столько человек — поддавалась нехотя. С сёстрами получалось в разы быстрее.
Когда Эль сосредоточился и вроде как уговорил «подругу» поработать ещё чуть-чуть, Ася начала вертеться юлой. Ей, видите ли, разонравилось платье. Засунув яблочный леденец, девушка принялась швыряться нарядами. Ничего не поделаешь — это был её способ найти то, что нужно. Проблема заключалась в том, что она понятия не имела, что же хочет надеть.
— Да хоть мешок на голову надень, — пробурчал Эль, — не посмотрю на другую.
— Так я тебе и поверила, — ухмыльнулась Ася. Одновременно четыре платья снарядом понеслись в любимого.
Мада с Кристиной стояли у портрета. Младшая пыталась убедить старшую в том, как пагубно влияет неразборчивость в любовных делах. Иные доводы против Лёши не сработали. Как только Эль бросился за Асей, Мада начала вести себя подозрительно. Улыбка блуждала по её губам, в глазах появилась мечтательность. С немалым трудом Кристине удалось вырвать из рук сестры телефон, взглянуть на переписку. Случилось то, чего она и боялась: Мада продолжала верить убийце. И не только продолжала, но и хотела спасти!
Оставшись вдвоём, Кристина какое-то время молчала: желание наругать сестру и посочувствовать боролись друг с другом. С одной стороны, в её жизни тоже была печальная любовь. Классическая первая принесла сплошное разочарование, но зато помогла заняться собой. Кристина в те времена худела для парня, надеясь, он обратит внимание. А когда сердце разбилось, и внешность перестала быть самой важной на свете, начала заботиться о себе и о здоровье. Мысли и листы с планировкой жесточайших диет полетели в мусорное ведро.
С другой стороны, сестра старшая, как она может её упрекать, винить? Мада хотела любви и только. Кто же мог подумать, что так выйдет. Она не виновата.
Но, если посмотреть с иного ракурса, Кристину захватывала злость: как бы Мада не относилась к Лёше, пусть это будет хоть любовь до гроба — желательно в переносном смысле — своим сообщением она подвела её и остальных. Подвергла ужасной и совсем нешуточной опасности!
Мада страдала, глядя на портрет, а Кристина, глядя в будущее. Она боялась последствий. Наконец сестринское чувство победило, и, поругав старшую — для приличия — Кристина обняла сестру.
— Всё будет хорошо. Я понимаю, как тебе непросто. Будем надеяться на лучшее. Говоришь, один раз он говорил о любви?
Мада всхлипнула совсем не как старшая сестра:
— Говорил.
— Тогда, может, ещё не всё потеряно. Он услышит тебя и… перестанет убивать.
Мада разрыдалась в голос.
Кристина понимала: сказала нечто странное. Какая разница перестанет или нет, он убийца, на этом крест и всё же…
— Я сделаю ещё чая. А потом мы прогуляемся. Не плачь, пожалуйста.
Старшая послушно кивнула, не отходя от портрета. Младшая со вздохом пошла заваривать мяту.
«Наверно, за сегодняшний день я в совершенстве овладею этим навыком», — но от собственной шутки смешно не стало.
Она вернулась с горячей кружкой. Мада обтирала стенки, продолжая изводить своё израненное сердце, вспоминая Лёшу и свою первую любовь. Кристина впервые услышала грустную историю и всплакнула. Неизвестно, как долго бы сёстры печалились, не скрипни входная дверь. Утерев слёзы, Кристина первой выглянула из уголка, где они с Мадой прятались от переживаний.
— Вася?
— Я. И не один.
Лёша сидел на холодном камне и мечтал умереть прямо здесь и сейчас: душу терзали сомнения. Он будто находился в реке с бурным течением. На одном берегу стояла Мада, женщина с нелепым вкусом, странным именем, отчего-то пробуждавшая очень тёплые мысли. На другом брат: самовлюблённый, злой и жестокий. Единственный среди родных.
Лёша не знал, куда ему плыть. Он растерялся.
— Так и знал, что ты будешь здесь, — за спиной возник Андрей. — Поговорим, братец?
Лёша неохотно кивнул.
— Знаешь, Лёшка, мы не всегда делаем то, что хотим. Иногда приходится делать то, что надо. И я живу так с рождения.
— Убивать тоже было необходимостью? — ощерился младший. — Ведьмы для ритуала, понимаю. Но остальные, из-за которых тебя считают маньяком, они-то зачем? Неужели, тебе совсем не жаль тех девушек?
— Жаль? Нет, братец. С чего я должен жалеть обозвавшую меня жирдяем? Или девчонку, поцеловавшуюся с другим? Или женщину, разбившую сердце
