ремеслу от старого лесоруба по имени Тони. Я был мальчишкой и знал только клены. И каштаны. И сосны, конечно. Она показал мне разные виды кленов, сосен, дубов и вишен. Всякие сорные деревья. Вечнозеленые. Те, которые умирают. И те, которые можно спасти. Я научился слушать людей, которые знают больше меня. Зачем мне адвокат, если я не буду ее слушать? Я пропущу этот вопрос.

Его ответ, такой аргументированный, так точно вставленный в контекст, удивил даже адвоката Лакомб.

– То, что вы делаете в лесу – выбираете, какие деревья скоро умрут и рубите их, – сказал Жан Ги, – наверное, полезно для всего леса. Другие деревья выигрывают.

– Конечно.

– Почему вас так беспокоят идеи профессора Робинсон? Разве она предлагает не то же самое? Больные, обреченные приносятся в жертву ради общего блага.

– Я думаю, мне не нравятся ее идеи, потому что между деревом и человеком есть разница.

Адвокат Лакомб рассмеялась.

– Touché[55].

– Вы член стрелкового клуба, опытный стрелок, – сказала Изабель. – Знаете, что может совершить оружие, пуля. И все же вы решаетесь стрелять, к тому же два раза и в переполненном зале. Вы чуть не устроили там смертельную давку. Могли погибнуть сотни людей, в том числе дети.

– Я об этом не подумал.

– Вранье, – сказал Бовуар. – Вы умный человек. Вы хотите, чтобы мы понимали это. Но при этом говорите, что не приняли во внимание очевидную вещь. Вам просто было все равно. Вам были безразличны жизни детей. Пожилых людей. Кто вероятнее всего мог погибнуть в давке? Вероятно, не молодые, здоровые. А уязвимые, больные, медлительные, слабые. Вы ничем не лучше Робинсон.

Бовуар практически кричал на Тардифа.

Гамаш никак не вмешивался, ему была любопытна реакция Тардифа.

– Мне не безразлично, – взорвался Тардиф. – Почему, вы думаете, я сделал это?

– И почему? – спросил Бовуар.

– Не отвечайте на этот вопрос, – вскрикнула адвокат Тардифа, положив руку на его предплечье.

– Чтобы спасти других. Остановить ее.

Адвокат Лакомб застонала и откинулась на спинку стула.

– Ну вот, пожалуйста.

– Почему? – продолжал давить Бовуар.

– Разве вы не поступили бы так же? Вы хотите, чтобы она убивала стариков? Детей? Да кем же это нужно быть, чтобы не попытаться ее остановить? Я знал, что меня схватят, но оно того стоило. Кто-то должен был это сделать. Кто-то должен был попытаться. – Теперь лесоруб уставился на Гамаша. – Но вы ее спасли.

Эти несколько слов вмещали все отвращение, каким природа наделила этого человека. Он чуть не плюнул в Гамаша.

– Да, спас. Никто не имеет права отбирать другую жизнь без разрешения. – Щеки Гамаша покраснели лишь чуть-чуть, выдавая его чувства. – Ни профессор Робинсон, ни правительство. И ни вы, месье Тардиф.

Теперь настала очередь краснеть для Тардифа.

– Почему вы расположились так далеко от трибуны? – спросила Лакост обыденным голосом.

– Я не предполагал, что будет столько копов. Думал, встану в первом ряду и буду стрелять оттуда.

– С первого ряда вы бы не промахнулись, – сказала Лакост.

– Молчите! – предупредила Тардифа адвокат.

– Но когда я увидел столько копов, я сдал назад. Я решил, что если буду стоять в середине, то мне удастся уйти.

– Значит, вы все же рассчитывали скрыться, – сказал Бовуар.

– Если бы получилось – да. Я не хотел, чтобы меня схватили. Но предполагал, что схватят.

– А кто задействовал хлопушки?

– Я.

Наступило молчание, потом заговорил Гамаш.

– Это ведь неправда, так?

– Нет, правда.

– Зачем вам понадобились хлопушки?

– Чтобы отвлечь внимание.

– Правда? Но они же произвели противоположное действие. Теперь все смотрели в вашу сторону. Кто был вашим сообщником? – спросила Лакост.

– Никто.

– Кто-то спрятал в здании хлопушки и пистолет за три дня до лекции, – сказала Лакост. Впервые Тардиф казался удивленным. Сбитым с толку. – Пока вы отвлекали смотрителя. Кто это сделал?

Выражение на лице Тардифа стало жестким.

– Это был ваш брат Альфонс?

– Он в день покушения уехал в Абитиби. Невозможно считать это простым совпадением.

– Он не имеет никакого отношения к тому, что случилось. Я действовал сам по себе.

– Мы знаем, что это не так, – сказала Лакост холодным и жестким голосом. – Послушайте, несмотря на то что случилось, никто, к счастью, не погиб. Если вы будете сотрудничать, мы сможем двигаться вперед и закрыть это дело. Мы так или иначе все узнаем, и достаточно скоро. Вы должны это знать. Мы непременно арестуем вашего брата. Для него, для нас будет лучше, если вы все нам расскажете.

Эдуард Тардиф скрестил на груди свои громадные мускулистые руки. Изабель Лакост попыталась еще нажать на него, но уже было ясно, что разговор закончен.

– Предъявление обвинения назначено на завтра, – сказал Гамаш, провожая адвоката Лакомб до дверей отделения полиции.

– Merci, Арман. Буду.

– Посоветуйте вашему клиенту сотрудничать с нами, – сказал он. – Если тут на свободе гуляет его подельник, мы не хотим, чтобы он преследовал Эбигейл Робинсон или кого-то другого. Если этот человек добьется своего, то месье Тардифу будет предъявлено обвинение в убийстве. И это обвинение устоит. Вы это знаете.

Адвокат Лакомб надела перчатки и кивнула:

– Я с ним поговорю.

– Bon.

Когда она была уже в дверях, Гамаш сказал:

– Кажется, вы согласны с профессором Робинсон.

Она помедлила, глядя на него:

– А вы разве нет? Что это за общество, которое позволяет страдать людям, когда нет надежды? Она предлагает добро.

– Она предлагает отбраковку.

– Отбраковки идут во благо обществу. Они жестоки, но необходимы. Bonne année, Арман.

Глава шестнадцатая

Вечеринка была в самом разгаре, когда незадолго до десяти вечера Рейн-Мари и Арман появились в оберже.

В углу гостиной стояла пахучая громадная ель, разукрашенная сверкающими стеклянными игрушками, леденцами, гирляндами из попкорна.

На каминной полке красовались сосновые ветки с ярко-красными бантами и высокая колоннада мерцающих свечей. В камине потрескивали поленья.

Марк Жильбер повесил на люстру веточку омелы, и всех новоприбывших встречали здесь объятиями и поцелуями[56].

Арман с улыбкой огляделся, и будто гора свалилась с его плеч.

Год назад… год назад это казалось невозможным. Будто ушло навсегда. Налетела вторая волна пандемии, вирус распространялся, он снова уничтожал магазины, рабочие места, снова отнимал свободу и жизнь.

Мир быстро распадался, но с такой же скоростью он начал и восстанавливаться, когда появилась вакцина, ставшая доступной многим странам.

«Как лес после пожара», – думал Гамаш, когда они с женой снимали куртки в одной из комнат, где кровать была завалена верхней одеждой.

Были и потери, но из-под праха на поверхность настойчиво пробивалась новая жизнь. Магазины снова открылись. Отели и рестораны были переполнены. Занятость била все рекорды. Люди словно