Став мастером, Коля-Николай, что естественно, узнал о параллельных делах и связях Виталия со службой TS. Удивлен Николай не был: оказывается, он еще двенадцать лет назад на Лорее решил, что Виталием непременно заинтересуются и займутся разные интересные службы, вопрос только в сроках. И когда это подтвердилось – стоило ли удивляться?

Начало нового цикла ознаменовало ничем особо не примечательное сообщение в непрерывном потоке служебной почты Виталия.

Сообщение не имело никаких пометок и высветилось в общем списке между отчетом недавнего стажера Юры об осмотре засбоивших двигателей старой пятисотки в Рублевском полку и приказом по подразделению об отмене масочного режима в норе (почти неделю чудила вентиляция – видимо, напряглись и починили).

Отправителем значился некто Л. Я. Получателем – капитан Можаев, хотя Виталий за истекшее время несколько раз менял личину и в момент получения письма пользовался фамилией Брагин. Письмо-сообщение состояло всего из одной строки: «Тигон. Тигон. Проверка».

«Тигон, – подумал Виталий рассеянно. – Вояки рейда снова нашли что-нибудь интересное?»

Каждодневная рутина быстро вытеснила из памяти события двухлетней давности, и подробности расследования на холодной луне Ириллы теперь казались сильно потускневшими. Виталий с ходу вспомнил звание начальника рейда – полковник, а вот фамилию – не смог, в голове отложилось только, что фамилия нерусская. С некоторым усилием все же вспомнил – Норман.

Виталий попытался восстановить в памяти имена всех, с кем имел дело на Тигоне. Капрала, который помогал откапывать вмерзшие в трещину корабли, звали вроде бы Лехой, а фамилию его Виталий, скорее всего, не слышал вовсе. Его начальство – дебелого сержанта, главу космодромных технарей, наоборот, по имени не запомнил, а фамилия всплыла легко – Ружичка. Угрюмого начальника космодрома в чине майора Виталий именно так и запомнил – что майор, что угрюмый, что имел боевые нашивки и что каким-то образом знал Виталия по первому делу на Лорее. Имя-фамилия, если майор их Виталию и называл, выветрились начисто. Помнились также майор Орешечко (замначальника разведки Троицкого полка), худющий долговязый лейтенант, который не сумел самостоятельно вскрыть злополучный «Джейран» (а может, «Джейран» его просто не подпустил), и биолог-капитан с фамилией, кажется, на букву «К». Остальные военные рейда теперь казались безликой массой в термокомбезах и дыхательных масках.

«Даже если вояки на Тигоне нашли что-либо интересное, – подумал Виталий уже не с рассеянностью, а с легким раздражением, – можно было и поподробнее написать. А то – проверка. Чего, спрашивается, проверка? Связи? Ну сработала связь: как только я открыл сообщение – улетело уведомление отправителю. И что теперь?»

Для очистки совести Виталий попытался вспомнить еще кого-нибудь, кто мог ему написать и у кого фамилия начиналась бы на букву «Я», но так никого и не вспомнил.

Через неделю пришло второе письмо. Отправителем снова значился некто Л. Я., а вот получателем уже капитан Брагин. То есть текущую фамилию работников R-80 автор письма установить был в состоянии. Хотя, возможно, устанавливал он и не через выводящие на R-80 каналы, а через Генштаб, интендантами которого оные работники как бы являлись. Через Генштаб было проще, это Виталий знал точно.

«Надо поговорить, – обращался Л. Я. в письме. – Только без шума и рекламы. Сообщу, где и когда».

Теперь Виталий испытывал не раздражение, а недоумение. За десять с лишним лет работы в закрытом от посторонних глаз подразделении R-80 он никогда не сталкивался ни с чем подобным. Служебные сообщения и письма всегда официальны, а часто и сильно бюрократизированы в смысле языка. Личные приписки от мастера, что прежнего, что нынешнего – дело редкое и всегда понятное, поскольку обязательно прилагаются к чему-то официальному и обычно разъясняют, какой линии поведения Виталию следует придерживаться.

Письмо от таинственного Л. Я. больше походило на личную записку на каком-нибудь, прости господи, из распространенных в стаде форумов или сетевых чатов.

Потом Виталий внезапно вспомнил одного человека, с деятельностью которого сталкивался по службе и чья фамилия начиналась на «Я».

Константин Ярин, лейтенант Преображенского полка. Его поврежденный корабль Виталий недавно обследовал на Тигоне. Его труп обнаружил на том самом корабле. Но Ярина звали Константин.

Еще секундой позже Виталий внезапно сообразил, что «Л» вполне может означать первую букву не имени, а воинского звания. А Ярин погиб лейтенантом.

Вот именно, погиб, причем очень давно, и сомнений в том не оставалось ни малейших. Виталий хорошо помнил, как нашел в медотсеке «Джейрана» мумию с нашивками Ярина на пилотском комбинезоне, да и документы расследовавшей гибель комиссии кое-какие читал в свое время. Например, результаты генетического анализа. Мумия однозначно представляла собой останки лейтенанта Ярина из Преображенского полка. И поскольку Ярин погиб – отправителем письма быть никак не мог. Даже если предположить невозможное – что он написал эти письма, еще будучи живым, а отправилась почта только сейчас. В год его смерти никто не мог предположить, что в R-80 сегодня будет служить старший оперативник, пользующийся фамилией Брагин, а несколько раньше представлявшийся Можаевым.

Из чистого интереса Виталий запустил служебный трекер и попытался отследить, откуда пришло письмо и какой путь по каким узлам связи проделало, прежде чем попасть в почтовую систему R-80. Потом повторил то же самое с первым письмом, тестовым.

В целом ничего сверхъестественного Виталий не увидел, да и не мог увидеть. Вся внешняя почта приходит в Солнечную систему по струнам, либо по северной, либо по южной. Оба письма пришли по южной.

В принципе, это было логично, если принять на веру, что Л. Я. действительно означает «лейтенант Ярин». Эрцаб от Солнечной в южном направлении. Южная струна от Солнца выводила к Дельте Павлина, стало быть, на базовую станцию Земли почта пришла с базовой станции Силигримы. А дальше струна ветвилась – свежеосвоенная вела к Эрцабу и лунам Ириллы, где и погиб Ярин, но письма пришли не по ней. Старая пунктиром тянулась к Ийе у Альфы Центавра, к Лорее у восемьдесят второй Эридана и к Флабрису у Дзеты Тукана. Последней фиксированной точкой входа у обоих сообщений значилась мобильная станция Преображенского полка, приписанная к Флабрису, но расположенная дальше – на периферии системы Дзеты Тукана, а не у самого Флабриса.

В этом опять же не было ничего сверхъестественного: любой корабль отсылает почту на ближайший действующий узел-ретранслятор, куда способен добить по мощности собственного передатчика. А дальше уже сообщения летят в общем потоке, сначала на транзитном струнном, а после финишного базового узла – в местном целевом.

Тот, кто подписывался лейтенантом Яриным, в момент отправки писем пребывал в системе Дзеты Тукана или же недалеко (по космическим меркам, конечно) от