Анчутка вернувшись домой в легком подпитии и не заметив очередную гостью, как ни в чем не бывало, улеглась на свою законную постель. А вот дальше начались одни неприятности... Когда хозяйка прилегла на кровать, сетка от длительной эксплуатации и под тяжестью хрупкого тела, провалилась, бухнувшись прямо на брюхо хавроньи. Содрогнувшись, то ли от боли, то ли от страха, свинья резко вскочила и вместе с кроватью ринулась к двери, на которой подскочившая от неожиданной встряски хозяйка, держась за железные перила своего ложа, стала подскакивать, как на необъезженном мустанге. Мгновенно сообразив своими мозгами, что началось землетрясение, Анчутка неистово закричала и стала молить о помощи, боясь обрушения ветхой крыши ее дома. Ее знакомый всей деревне ор, очень заинтересовал всех односельчан и они не скрывая любопытства, все быстренько стали подтягиваться к ее дому.

Как на вынужденный неотложный сход собрались тогда односельчане, но страха ни у кого не было, так как давно привыкли к выкрутасам Нюточки и с любопытством предвкушали очередную серию смехопонарамы. Она же, завидев на пороге появившийся спасительный для нее силуэт мужа Наташки, который весь вечер искал свою чушку, как обезьяна кинулась ему на шею.

-Спаси, Колька, спаси от домового...! Одолел нынче меня! Ишь..., как подкидывает, что-то не по нраву ему сегодня! Аж земля в деревни ходуном ходит, - умоляла, как могла Николая, протрезвевшая от горя Анчутка.

Но тот тихо, почти брезгливо, опустил ее на пол. Затем молча разжал ей руки, которые от страха чуть не задушили его и подняв кровать, выпустил из заключения свою, не меньше испуганную скотину. И на прощание дал не скромный совет - полечиться от пьянства.

Так потом и привязалась к хавронье прозвище "Домовой". Смеху было..., на всю деревню.

Но с тех пор, прежде, чем лечь на кровать, Анчутка берет вилы и тщательно под кроватью делает вечерний обход, уж больно сильную душевную травму нанесла Наташкина свинья. Теперь даже куры знают, что под кровать хорониться опасно.

Глава 22.

Часа три, дремала Анчутка, вздрагивая при каждом шорохе в ожидании спасительного напитка, но бессердечная Марфа так и не появилась.

-Чо мне тепереча такой хворой по деревни идти...? А пойти-то необходимо,- с грустью шептала она себе под нос,- иначе не скоро излечение произойдет. К кому вот только...? Чобы далеко не шаркать, да и тело больное без надобности не ломать...? Может к Никите? Он ближе, да и боль свою еще ни забыл, должен же хоть немного сочувствие иметь ко мне, как никак сам через такое прошел. Нет..., энтот, как не крути, а больно уж культурный жлоб, не хрена не даст, только мораль свою читать будет. Мне бы лучше к Федоту... Так у него и так широко бутылки стоят. Марфа-то хорошо вчерась не пересчитывала, а то ребра еще до бани у обоих бы трещали. Чо же мне горемыке делать...? Только и осталось, чо утопиться в проруби... Так еще не зима... А лихоманка, понимаешь ли, ждать не будет,- тут она слегка потрогала свое лицо, чтобы снова прочувствовав всю его болезненность,- и подушки тепереча не требуется, как вздулось, словно пузырь. Вот так, Машка - сволочь, нет чоб по заднице, так все по роже норовила, а мне тепереча стыдно даже на улицу выйти. Ох горемыка я сиротская, не кому за меня заступиться!- раскачиваясь, как ненормальная, причитала, как на похоронах, Анчутка, пока не услышала приход очередного посетителя.

Наконец в дверях появилась долгожданная, тяжело дышавшая от жары Марфа. В одной руке у ней виднелась чекушка, а в другой железная тарелка с картошкой и огурцами.

-Вот и доктор мой пришел!- не скрывая радости, произнесла жалостно Анчутка,- чо с такой задержкой? Ты даже не представляешь, каково мне нынче с лихоманкой наедине обниматься, так чо поторопись, открывай микстурку-то.

-А мне фельдшер сказал, чо водка необходима только для примочек и для обработки ран,- растерянно сказала Марфа, - поэтому Дуня в продмаг бегала за чекушкой, а я в энто время за коровами присматривала, а потом сразу побежала к тебе, так как Антон Павлович очень переживал за твое самочувствие. Видишь какое нынче тебе внимание... Мне из-за твоих блудных похождений, приходиться даже коровой жертвовать. Хорошо, ежели Евдокия присмотрит за ней, а так пиши, пропало, уйдет назло мне в лес, чоб потом я за ней побегала. Ревнивица страшная она у меня, никого до себя не допускает, окромя своей хозяйки.

-Правильно набаловала, а тепереча плачешься... А тот знает об ком нынче переживать, не даром я с ним маленьким вошкалась, хоть тепереча какая-то отдача появилась... Все мои раны внутри сидят... Энто он так сказал... Да... Чо не веришь?- больная привстала и шепотом вкрадчиво пролепетала.- Кровью обливаются... Да и сам фельдшер энто видел. У тебя, Анна Григорьевна, говорит, внутреннее залитие кровью всех твоих органов. Необходимо полное обеззараживание, примерно недели две, а там по состоянию твоего здоровья. Так чо быстрей вскрывай лекарство, а мензурку на полочке, над столом возьми, да не медль, ежели не хочешь чобы все мое нутро кровью захлебнулося.

-Ты меня, случаем, не обманываешь? Какое такое лечение водкой. Я понимаю, ежели настоять ее на крапиве или еще на какой траве, а так какой прок от водки,- недоумевала Марфа.

-Глупая твоя душа! Да крапивой можно все внутренности сжечь, а чистой без всяких примесей в самый раз для удаления всякой боли и скопившейся в организме худой кровушки. Скорейшее, значит, заживление происходит, так как быстрее разливается по сосудам, без всяких препятствий, при энтом нигде не застревая,- немного посидев Анчутка сделала серьезный вывод,- трава она сейчас мешать будет, случаем может забить раны и будет инфекция, так чо и не сумлевайся..., наливай чистенькую.

- Хорошо..., только перед Антоном Павловичем, сама ответ держать будешь.

Марфа подошла к полке, которую не мыли со дня постройки дома, а мензурка там была одна, это граненый стакан мутновато-серого цвета.

-Что-то здесь только одна посудина, больше ничего не вижу,- пытаясь рассмотреть предметы за паутиной, гостья недоумевая, повернулась к больной,- тут только пауки спят.

-Ишь..., пауков заметила, а стакана там нет, чо ли? Пошаркай глазами получше и тащи его голубчика сюда. Он дорог мне, как память, как переходное красное знамя? Еще, подлец, от прабабки родимый достался. Он и есть единственный свидетель беспутного рода Гоголей, не считая некоторых нательных