class="p1">Морозов отстрелялся первым, причем довольно быстро. Минут пять – и он вышел спокойный и уверенный в результате. То же самое случилось и с остальными членами делегации. Как под копирку: вызвали, зашел, несколько минут – вышел.

Я оказался последним. Крайним, если говорить на сленге суеверных летунов и альпинистов. Зашел. В комнате находилась куча народу – пятеро разновозрастных мужчин и четыре, соответственно, дамы. Женщины вызывали подозрение, что клонирование человека – дело давно освоенное и поставленное на поток. Все они были одного возраста, все с прическами типа «прощай молодость» и даже одинаковыми размерами одежды – пятьдесят восьмой, не меньше. Отличались они только цветом платьев фасончика «навстречу решениям ХХ съезда партии».

Среди мужиков выделялись двое представителей племени «я Ильича живым видел» – в заношенных однобортных пиджаках со скудными орденскими планками и юбилейными медалями «100 лет со дня рождения Ленина». Сидящая чуть поодаль от основной группы дама, наверное, секретарь (ей еще предстояло нарастить размера четыре до стандарта), зачитала короткое резюме – кто, что. Грамоты от Моссовета и МГК были упомянуты, и как раз после этого я почему-то подумал, что моя идеологическая подкованность и преданность делу известно чего доказана и вопросов быть не должно. Отнюдь. Я рассказал этим достойным людям краткую историю Коммунистической партии Австрии, без запинки сообщил имя товарища Мури и даже добавил от себя о таком замечательном члене партии, как товарищ Елинек, которая своими книгами всячески гнобит проклятый капитализм. Был даже готов поведать высокому собранию о судьбе борца с кайзеровщиной товарища Моцарта, замученного наймитами капитала, но это не понадобилось.

– В чью голову вообще пришла мысль отправлять на столь ответственное мероприятие студента? – бесстрастно спросил сидевший на правом фланге свидетель Ильича с высокохудожественным зачесом, начинающимся у самого уха. Увидев его, я почему-то подумал, что к такой голове можно приложить сканер штрихкодов из супермаркета, чтобы считать из чередования разных по толщине прядей информацию о товаре и цену. – За государственные деньги кто-то пытается своего протеже протолкнуть? Не вижу смысла в посылке товарища Панова за рубеж.

Ну чмо полуграмотное! Кто же тебя за язык твой сраный тянул? За державу переживает он, козел! И ведь остальные сидят китайскими болванчиками, молчат. Он что, родственник нашей псевдопереводчицы? Или просто говнюк?

– Вообще-то я являюсь одним из…

– Вас никто не спрашивает, кем вы там являетесь, – припечатал гад. – Можете быть свободны. – И победоносно осмотрел коллег. Ни одна зараза, в том числе и хлопчик из органов, самый молодой в компании, на мою защиту не встала.

* * *

– Я умираю!

Женщина театрально заломила руки, потом показала на грудь, шею. Я осмотрел соответствующие места. Послушал фонендоскопом сердцебиение, дыхание. Никаких шумов. Нацепил электроды ЭКГ. Глянул ленту. Тоже все в норме. Зубцы – какие положено, ничего криминального.

Посмотрел на Цинева, пожал плечами. Генерал страдальчески закатил глаза, повздыхал. И вот хрен ли он потащил меня на дачу к своей супруге – шестидесятилетней Зое Федоровне. Дескать, помог мне – помоги и ей. Меня даже особо никто не спрашивал. После моего звонка по выданному в прошлый визит номеру телефона помощник Цинева заехал на 1905-го года и повез не на Лубянку, а… да, в ту самую Пехорку, с которой началась история ждановского трупа. Именно там была дача генерала.

– Ну что там, доктор? – Зоя Федоровна заглянула в ленту, ничего там не поняла и страдальчески искривила губы.

– Я не доктор, фельдшер.

– Ну какая мне разница! Вы спасли Георгия Карповича, я вам целиком доверяю!

– Как, кстати, прошла операция? – Я повернулся к сидящему рядом в кресле генералу.

– Камень достали быстро, полчаса все заняло. В ЦКБ потом удивлялись моему везению – день-два, и желчный пузырь мог лопнуть. Спасибо тебе, спас.

Спасибо в карман не положишь, но я промолчал, померил давление супруге генерала. Ну повышенное слегка, но для пожилых людей это норма.

– Что со мной? – Зоя Федоровна все никак не могла успокоиться.

– А какие еще симптомы есть? – спросил я.

– Иногда ночью просыпаюсь – не могу заснуть. Сердце бьется сильно-сильно. В ушах часто шумит. А вот на днях…

Женщина начала перечислять все свои болячки, но опять же – в них не было ничего критического. Обычная старость. Которая, как известно, не радость. Я смотрел на нее, на генерала, которому, похоже, жена уже давно мозг выклевала на тему своих болезней, и не представлял, как помочь. Тут психотерапевт какой-то нужен, может, и таблеточки, которые купируют повышенную тревожность.

– Вам бы пройти диспансеризацию в ЦКБ, – наконец придумал я, как соскочить с этой бессмысленной истории. – Там есть узкие специалисты по слуху и по сердцу…

– Да была я недавно в Кремлевке, – отмахнулась Зоя Федоровна. – Полы паркетные, врачи анкетные. Талдычат свое…

– Зоинька, ты иди, распорядись, чтобы нам к чаю накрыли… – Цинев понял, что из всей этой истории с моим визитом ничего не выгорит, выпроводил супругу прочь из кабинета. – Давай, рассказывай, чего звонил-то. Вроде с МВД все вопросы решены, не должны они тебя трогать.

– И не трогают пока, – покивал я. – Есть другая проблемка.

Рассказал про выездную комиссию, про палки в колеса.

– Я позвоню. – Цинев что-то черкнул себе в перекидном календаре. – Порешаем твой вопросик. Только имей в виду. В группе будет человек от Комитета – не болтай лишнего. Это во-первых. Во-вторых, сейчас было распоряжение по границе – трясти на предмет вывоза нелегальной валюты. Скупают некоторые предприимчивые граждане валюту и везут затариваться дефицитом. А это восемьдесят восьмая статья УК.

– «Нешто я-то не пойму при моем-то при уму», – пошутил я из Филатова.

Генерал хмыкнул, продолжил:

– По поездке отчитаешься куратору – могут быть на форуме интересные для нас люди.

Это меня в вербовщики, что ли, хочет определить? Я нахмурился.

– Не волнуйся. – Цинев заметил мою мимику. – Никто тебя в разведчики не определяет. Просто будь чуть внимательнее. Ты поможешь Комитету – Комитет тебе. Улавливаешь?

Не смогешь – кого винить?

Я должон тебя казнить.

Государственное дело —

Ты улавливаешь нить?..

В этот раз я промолчал, только кивнул.

* * *

Первый день весны выдался хоть и морозным, но солнечным. С отличным настроением, которое мне не смогла испортить даже давка в общественном транспорте, я пришел на работу, принял оборудование у предыдущей смены. После чего с улыбкой отправился на утреннюю конференцию.

И вот там мой оптимизм сильно так подувял – Лебензон устроил показательную порку бригадам. Причем повод у него был железобетонный. Карты. Не игральные, а те, что заполняются на выездах.

– Орлова! –