Шрифт:
Закладка:
Впоследствии Рязанов был только благодарен запрету снимать «Берегись автомобиля». Если бы этого не случилось, ему с Брагинским наверняка и в голову бы не пришло заняться сочинительством иронической художественной прозы, а ведь на этом поприще они в итоге преуспели не меньше, чем в сценаристском мастерстве.
В общем, чтобы сценарий не пропал, авторы решили переделать его в повесть и опубликовать в каком-нибудь журнале. Так сценарист Брагинский-Рязанов в одночасье переродился в беллетриста с такой же двойной фамилией.
Существует несколько вариантов автобиографии Брагинского-Рязанова. Один из самых коротких и самых уморительных опубликован в сборнике 1979 года «Смешные невеселые истории»:
«Писателю Брагинскому-Рязанову 108 лет.
Писатель моложе каждого из соавторов. Он родился лишь в 1963 году. Первые слова, которые он произнес, были: „Берегись автомобиля“.
Писатель Брагинский-Рязанов весит 179 килограммов, его рост 346 сантиметров. По его сценариям поставлено семь фильмов не только в кино, но и на телевидении. Он написал пять пьес и шесть повестей.
У писателя двое детей — мальчик и девочка. Писатель Брагинский-Рязанов работает только в комедийном жанре, твердо убежденный, что юмор — кратчайший путь к сердцу зрителя и читателя».
Более подробный вариант присутствует в ранних рязановских мемуарах «Грустное лицо комедии»:
«Эмиля Брагинского и Эльдара Рязанова связывает многое: во-первых, их имена начинаются на одну букву, а именно на „э“ оборотное; во-вторых, они появились на свет буквально друг за другом. Рязанов родился 18 ноября, а следом, 19 ноября издал свой первый, но отнюдь не последний крик Брагинский. Правда, Брагинский заорал в 1921 году, тогда как Рязанов еще целых шесть лет пребывал неизвестно где и впервые возвестил о своем появлении лишь в 1927 году; в-третьих, Брагинского и Рязанова объединяет то, что они ни внешне, ни внутренне не похожи друг на друга.
Жизненный путь Брагинского был богат и извилист: сначала непонятно, зачем он учился, но недоучился в медицинском институте и почему-то окончил юридический. Потом… работал корреспондентом журнала „Огонек“, а в свободное от службы время написал пьесы „Раскрытое окно“, „Встречи на дорогах“, „Наташкин мост“.
Путь Рязанова был тоже не прям: по недосмотру педагогов он окончил режиссерский факультет киноинститута и снимал документальные фильмы. Затем, работая на киностудии „Мосфильм“, Рязанов создал несколько игровых фильмов, которые ошибочно называют художественными: „Карнавальная ночь“, „Человек ниоткуда“, „Гусарская баллада“…
В 1963 году одинокие скитания будущих соавторов кончились. Они наконец-то встретились и написали повесть „Берегись автомобиля“. Во время совместной работы они вопреки ожиданиям не поссорились и решили продолжать в том же духе.
Так родился писатель с двойной фамилией: Брагинский-Рязанов. В последующие пятнадцать лет этот писатель сочинил повести: „Зигзаг удачи“, „Убийство в библиотеке“ и „Старики-разбойники“. В свободное от занятий литературой время половина писателя, а именно Рязанов, поставил по повестям „Берегись автомобиля“, „Зигзаг удачи“ и „Старики-разбойники“ одноименные кинокомедии.
Но поскольку писатель Брагинский-Рязанов любит не только кино, но и театр, он написал четыре пьесы: „С легким паром!“, „Сослуживцы“, „Родственники“ и „Притворщики“. Некоторые театры, некритически отнесясь к вышеназванным пьесам, играют их на своих подмостках…»
Все эти версии, конечно, навеяны знаменитой автобиографией Ильфа и Петрова: «…уже с младенческого возраста автор начал вести двойную жизнь. В то время как одна половина автора барахталась в пеленках, другой уже было шесть лет и она лазила через забор на кладбище, чтобы рвать сирень. Такое двойное существование продолжалось до 1925 года, когда обе половины впервые встретились в Москве».
Влияние Ильи Ильфа и Евгения Петрова прослеживается и в собственно художественных сочинениях Эмиля Брагинского и Эльдара Рязанова, к чему мы вскоре вернемся.
Дебютный — и прославивший авторов — роман Ильфа — Петрова «Двенадцать стульев» впервые был опубликован в 1928 году в литературно-художественном журнале «Тридцать дней». Дебютная — и тоже прославившая своих авторов — повесть Брагинского-Рязанова «Берегись автомобиля» впервые была опубликована в 1964 году в литературно-художественном журнале «Молодая гвардия». Других столь же успешных писательских дуэтов, творящих в юмористическом жанре, русская литература, пожалуй, не знала.
Видный советско-российский кинокритик Нея Зоркая в своей программной статье о Рязанове «Сквозь видимый миру смех» приводит самые первые строки самого первого опубликованного произведения Брагинского-Рязанова:
«Глава первая — детективная.
Читатель любит детективные романы. Приятно читать книгу, заранее зная, чем она кончится. Вообще лестно чувствовать себя умнее авторов…
Итак, стояла темная ночь. Накрапывал дождь. Тускло светили фонари — зачем освещать город, когда все равно темно?
По обе стороны улицы молча высились дома-близнецы с черными провалами окон. Оставалось загадкой, как счастливые новоселы находят свой дом, тем более ночью. Но одинокий прохожий с портфелем в руках шагал уверенно. Было совершенно очевидно, что он знал, куда и на что он идет! Около ворот одного дома прохожий остановился и огляделся по сторонам. Глаза его, как водится, горели лихорадочным блеском».
И затем Зоркая подробно и проницательно анализирует данный фрагмент:
«При всей внешней легкости и непринужденности природа этой прозы достаточно сложна. Раньше всего бросаются в глаза ее пародийность и ироничность. С первых приведенных нами строк повести „Берегись автомобиля“ видно, каков их характер и как они достигаются.
„Читатель любит детективные романы“ — эта фраза, содержащая в себе некую позитивную истину, поставлена под заголовком „Глава первая — детективная“ и тем самым устанавливает коммуникацию между „читательским запросом“ и авторской готовностью выполнить его. Есть здесь и оттенок пародийной декларативности, широковещательности, с которой у нас любят говорить за всех („зритель любит хорошие фильмы“, „зритель требует“, „читатель не примет“ и т. д.) элементарные истины-трюизмы. А следующие фразы — „разъяснение“ — своей иронией направлены уже в адрес детективного чтива и секретов его успеха: „Приятно читать книгу, заранее зная, чем она кончится. Вообще лестно чувствовать себя умнее авторов…“ Далее: „Итак, стояла темная ночь. Накрапывал дождь. Тускло светили редкие фонари…“ — рассказчик словно бы принимает на себя обязанность живописать традиционную обстановку детектива. И тут же иронический сбой: „Зачем освещать город, когда все равно темно?“ (эффект построен на алогизме — слово, логически следующее по смыслу фразы — „светло“, — заменено антиподом). Еще далее — о глазах таинственного незнакомца. „Глаза его горели лихорадочным блеском“ — уже в таком виде фраза была бы пародийна своей нарочитой стереотипностью. Но вводным „как водится“ рассказчик еще закрепляет эту стереотипность, внося нюанс некоторой покорной безнадежности: что поделаешь, так уж водится, и в нашем рассказе тоже поведется! Из таких мелочей, так сказать, „микродеталей“, постоянных сбоев, переходов из одного ряда повествования в другой и плетется ткань этой своеобразной прозы».
Подобным образом можно разобрать всю прозу Брагинского-Рязанова, равно как и всю прозу их вышеназванных предшественников — Ильфа и Петрова, подлинных виртуозов той самой литературной сложности при внешней легкости и непринужденности.
