и слегка покачивает головой, мол, ну, Брагин, ну ты и гусь. — Ты права, поэтому сегодня я обязательно приду. Жди.

— Не вздумай обмануть!

Я выхожу и сажусь в машину. По радио поёт Лещенко:

Ни минуты покоя,

Ни секунды покоя

Не могу без тебя

Не могу без тебя

Что же это такое?

Такая песня дурной знак…

— Рыбкин просил срочно позвонить, — говорит Паша. — У него там случилось что-то.

Ну вот, я как чувствовал… Набираю его номер.

— Дядя Гена, здорово, это Егор.

— Привет, — тревожно отвечает он. — Мне из общаги звонили, из Наташкиной. Сказали, там у них ЧП какое-то, драка или что, я толком не понял. Короче, Натаху из общаги выселяют.

— Когда?

— Да вот, прямо сейчас. Будут ректору какую-то бумагу писать. Надо срочно ехать, Егорка. Сможешь?

16. Пассажирский на первом пути

Блин! Нехорошо получилось с Иркой. Снимаю трубку и даже подвисаю на мгновенье, не решаясь набрать номер. Но, ясно ведь, жди не жди, а делать надо. Она отвечает сама. Куда её секретарша-то делась?

— Ириш, привет.

— Ну… — настороженно говорит она.

Чувствует, что-то не так.

— Ириш, сегодня не приду…

— Ясно всё с тобой. Гуд бай.

— Да подожди, мне только что позвонили…

— Не надо ничего объяснять. Один раз не пришёл, всё, этого достаточно. Я за тобой бегать не собираюсь. Ладно, дала шанс, а ты и второй раз пообещал и тут же отменяешь.

— Ира, ну погоди ты. У меня в Новосибе ЧП, я вот только с самолёта сразу к тебе, а теперь, не заезжая домой, туда выезжаю. Прямо сейчас. Сию минуту звонок был, я не зна…

— Меня это не интересует, — чеканит она и бросает трубку.

— Бл*дь! — в сердцах ругаюсь я.

Павел сочувственно улыбается:

— Бывает, Егор. Женщины…

— Ну, раз такое дело, давай всё-таки домой заедем, ладно?

Пока едем, я звоню Цвету.

— Здорово, Бро, — хмуро приветствует он меня. — Где пропал? Тут кенты приезжали, порешать хотели, а тебя нет.

— В столицу летал, там возникли вопросы кое-какие. Но ты же не предупреждал, когда сход, вот я и улетел.

— Сейчас предупреждаю.

— Ну, давай, предупреждай. Знаешь уже, когда вторая попытка будет?

— Какая, нахер, попытка! Ты не строй из себя Аль Капоне, или кого ты там строишь. В следующий раз должно всё чётко быть.

— Ну, скажи когда, и нет вопросов. С моей стороны всё будет чётко.

— Я сейчас дату не знаю, когда сообщат, тогда скажу.

— Боюсь, так не пойдёт. У меня же дела. Я вот сейчас прямо опять уезжаю. Может, пару дней буду отсутствовать, а может и больше. Заранее меня предупреди.

— Ты, я смотрю, вообще деловой стал.

— Ну, брат мой дорогой, ты мне пеняешь за то, что я кручусь без отдыха и делаю тебя богаче?

— Бро, в натуре, с меня спросили, вообще-то!

— Разве ты сторож брату твоему? Так и отвечай в другой раз. По-библейски.

— Чё?

— И объясни там своим авторитетам и иерархам, что заранее предупреждать надо. А мне скажи лучше, как джинса пошла, а?

— Влёт попёрла, — чуть помолчав, говорит он. — Ещё нужно.

— Сделаем. Со следующей недели потоком на тебя погоним. А коньяк?

— Тоже нормально.

— Ну, вот видишь, а ты ворчишь. Всё для тебя буквально.

— Ага, в Москве особенно.

— Если получится, я тебя и туда подтяну. Столица большая, проектов много. Ты регионы прибери сначала, стань сибирским ханом. Тебе пока и тут есть чем заниматься.

Мы заходим домой. Я пишу родителям записку и выкладываю небольшие гостинцы. На плите стоит мамин фирменный борщ. О, да! Я голодный, как собака. Мы съедаем по две тарелки и выезжаем. Голова разрывается от мыслей. Прежде всего думаю про Наташку, но и Ирина не идёт из головы. Пока не выехали из города, звоню Трыне.

— Привет, Андрюх, ты как там?

— О, привет, Егор, ты приехал? — радуется он.

— Приехал и снова вот уезжаю.

— А… — голос сразу делается скучнее. — А… а отец когда?

Я даже сообразить не могу сразу, о чём речь. Блин! Это он про Большака!

— Он в Москве ещё. Не звонил тебе?

— Звонил-звонил, но ещё не знал, когда приедет.

— У него там важные встречи должны быть сегодня. Может, завтра прилетит. Не знаю… Андрей, слушай, у тебя деньги есть свободные, рублей двадцать пять?

— Найду, — отвечает он.

— Ну так, чтобы не в напряг только, а?

— Да есть-есть, без проблем, чего надо?

— Можешь, пожалуйста, прямо сейчас на рынок сбегать, пока не закрылся, и купить на четвертной цветов. Только не астры и не гвоздики. Лучше всего розы, можно лилии, если не будет, гладиолусы тогда.

— И что с ними делать?

— Надо отнести будет одной женщине очень серьёзной. И… и это строго между нами с тобой. Вообще никому ни слова, лады?

— А чё за женщина? — с подозрением спрашивает он. — Я так понимаю, это не Наташка, да?

Блин… не надо было его в это дело втягивать…

— Да, всё верно. Это… по делу надо, по работе, в общем… Она помогла мне очень сильно…

— Ага, — говорит он безо всяких эмоций. — Сделаю.

Дорога летит серой скучной лентой. С прошлого раза мало что изменилось, только небо чуть посерело и листья пожелтели да покраснели. Уж небо осенью дышало… Вообще нет, у нас сейчас бабье лето, погода отличная.

Разговоры, «Машина времени», Высоцкий и Новиков — всё это немного отвлекает, но на сердце кошки скребутся. Честно говоря, даже не представляю, что там произошло. Наташка явно не могла стать участницей драки. Значит, напали на неё. Если напали на неё, то кто? Дениска? Не должен бы, ну и там не драка была бы, а избиение…

Могли из-за неё сцепиться Пест и Денис… Блин, хоть бы ей не прилетело… Но бумагу-то на неё хотят писать? Это ни о чём не говорит, вообще-то. У нас могут и по принципу «сука не захочет, кобель не вскочит» виноватым выставить пострадавшего. Тревожно, в общем… Время тянется медленно. И спать не получается. Ещё эти перекрытые и перерытые дороги по всему Новосибирску…

Наконец, подъезжаем к общаге. Уже вечер, пахнет прохладой. Выхожу из машины и бегом поднимаюсь по ступенькам. Вбегаю в фойе и сразу натыкаюсь на Наташку, сидящую на чемодане, и Песта, стоящего рядом. Я бросаюсь к ней, она встаёт и шагает навстречу. Мы обнимаемся.

— Привет. Что случилось?

Я отступаю и оглядываю её. Вроде всё нормально, только рука замотана.

— Порезалась?

— Порезалась, да! — раздаётся грубый и насмешливый голос. — Как же!

Я оборачиваюсь и вижу комендантшу, стоящую посреди прохода, уперев кулаки в свои крутые бока.

— Всё, отучилась коза твоя! Амба!

Я подхожу к ней ближе и говорю негромко:

— Мы можем поговорить?

— Не о чем говорить! Ничего не изменишь! Раньше надо было думать! Э! Куда⁈ Куда пошёл, стой тебе говорят!

Я шагаю мимо неё и, толкнув дверь, иду в коридор.

— Толик, вызывай милицию! — кричит комендантша.

— Я сам милиция, — говорю я. — Рассказывай, Марина Ивановна, что тут за сыр-бор у вас.

— Чего? Расскажу, сейчас, ага! Давай, двигай отсюда вместе со своей истеричкой.

— Рассказывай, Марина Ивановна, иначе ты сама отсюда двинешь и уже никуда не устроишься, только стеклотару принимать. У тебя что, чуйки совсем нет? Не понимаешь, что я проблемы не оставляю открытыми. И если ты сейчас станешь моей проблемой, я тебя закрою.

Она немного теряется от моего напора, но лишь на секундочку, не больше.

— Деньги не верну! — заявляет она. — Даже не надейся. А девку твою под исключение подведу.

— Пойдём к тебе в кабинет, — говорю я, — незачем на всю общагу про деньги орать, которые ты не вернёшь.

— Да ты докажи! — напрягается она.

— Где твоя кандейка, показывай. Я доказывать ничего не буду, не бойся. Мы поговорим просто. Вот эта?

Я киваю на дверь со стеклянной, замазанной краской табличкой «комендант». Марина молчит. Я тяну за ручку и, отворив дверь, захожу внутрь в тесную и душную казённую комнату с письменным столом, стулом и кроватью с панцирной сеткой.

— Слушаю тебя, Марина Ивановна, — говорю я, осматриваясь и присаживаюсь на стол. — Расскажи мне, что случилось. За деньги не бойся, оставишь себе в любом случае.

— Ты больно-то не командуй здесь, — немного сдувается она. — Случилось то, что твоя сиповка…

— Больше подобных слов при мне не произноси, пожалуйста.

— Чего⁈ — хмурится она. — Девка твоя напала на мою племянницу и избила. Вот и всё.

— При свидетелях напала?

— Посмотри на неё, что она сделала с моей…

— Посмотрю-посмотрю. Значит твоя швабра